Слезы Рублевки

Казанцев Кирилл

Директор магазина во время разговора то прятал глаза, то вдруг вел себя нагло-вдохновенно, заявляя, что всегда лишь мучился с этим фарфором, что продажи идут так себе, что на этом месте он развернет другой товар, который начнет приносить барыши куда большие и немедленно. Очевидно было, что за мужиком кто-то стоял, но было непонятно, кто.

Это выяснилось скоро. Когда однажды к Лодкину в офис вошли двое парней в хороших костюмах, очень интеллигентно попросились к директору, и в кабинете выложили без обиняков:

«Ты работаешь с Серебряковым. Бизнес у тебя, правда, маленький, кисленький. Но мы решили тебе помочь в развитии. У тебя ведь ООО? Позвони вот по этому телефону. Там тебе помогут перерегистрироваться в ЗАО. Чтобы мы могли вложиться в акции твоего магазина».

Внимательно и цепко смотрели ему в глаза, пока Сергей судорожно искал подходящий ответ на это предложение. Видимо, удовлетворившись произведенным впечатлением, более старший из посетителей продолжил:

«Уставной капитал мы тебе рекомендуем установить в размере ста тысяч. Долларов. Маловато, конечно, но больше ты пока не потянешь. Наша доля — пятьдесят один процент. Мы ее вносим немедленно, чтобы тебя ничего не задерживало с регистрацией. Вот…»

И на стол перед Лодкиным лег… червонец. Десять рублей.

Сергей страшно растерялся. Призыв поделиться был ясен. Сергей ожидал даже требования включить их человека в число работников фирмы, чтобы тот получал зарплату, значительно превышавшую все остальные, вместе взятые. Но такого вот откровенного и наглого отбора своего бизнеса он не ожидал никак.

«Мало», — сумел он лишь сказать пересохшими губами.

Посетители радостно согласились:

«Конечно! Мы тоже так думаем».

«Мы даже и на заседании правления это говорили», — нагло-сочувственно добавил младший.

«Но нас не послушали, — продолжил старший. — Поэтому придется тебе добавить недостающую сумму. Сам понимаешь, закон надо соблюдать. Так что вот тебе реквизиты, на которые ты перечислишь недостающую до пятидесяти одного процента сумму, а уж потом мы ее зачислим на счет АО».

Иными словами, у него отбирали бизнес и еще предлагали заплатить за это!

…Сергей не взял у них десятку. И не стал ничего делать. Вообще ничего. Только рассчитался с людьми и закрыл магазин.

И очень скоро остро пожалел об этом. Нет, утюгов на живот ему никто не ставил. Не те времена. Ему даже не угрожали. Просто позвонили и выразили сожаление, что он не пошел на сотрудничество.

До Серебрякова он дозвониться не смог. Отправил сообщение по имейлу, но когда тот его прочтет…

А уже на следующий день к нему в магазин ворвались собровцы. Устроили обыск — вернее сказать, разгром. А его, вызванного на место, хозяина, заковали в наручники и долго, со смаком колотили в автобусе. А потом некий оперативник — Сергей так и не сумел прочесть его «корочку» залитыми кровью глазами — в гражданском внимательно смотрел на него. И спрашивал, не захочет ли гражданин Лодкин дать добросердечное признание в отмывании криминальных капиталов. И как он смотрит на перспективу найти у него наркотики, чтобы уж сразу закрыть его в СИЗО, где гражданина Лодкина можно будет допросить, не сходя с места.

Сергей понял все сразу. Он сказал: «Три». Чем вызвал оптимистичный смех молодого оперативника.

«За три, — ласково ответил тот, — мы к тебе сейчас домой поедем. Проверим, не прячешь ли ты «дурь» в вещах своей дочки».

Сошлись на восемнадцати.

Он и тогда еще не сдался. Но после визита в травмпункт, где снял побои, ему позвонил участковый. Сергей был с ним в добром знакомстве с тех пор, как когда-то регистрировал охотничье ружье. Пару-тройку раз распивали коньячок, когда участковый заходил проверить условия хранения оружия, болтали кратенько о том о сем, когда встречались во дворе…

Теперь участковый был официален.

«Сергей Борисович, — сказал он. — Вы хороший человек, я вас давно знаю. Но мне вот поступила бумага из травмпункта, которой я обязан дать ход. И меня попросили помочь вам, из-за чего справка пришла ко мне, а не в ОВД по месту избиения. Оттуда ее уже будет не вытащить…»

С участковым сошлись на двухстах долларах и закрытии дела вследствие бытового характера травм, полученных во время ремонта дачи…

Вечером он дозвонился до Серебрякова. Тот слушал очень внимательно. Затем сказал:

— Так. Ты не беспокойся пока. То есть беспокойся, конечно, но ты не первый. Между нами, конечно… И я не знаю пока, кто за этим стоит. Ты только держись. Я его найду…

Но держаться было невозможно. Потому что затем была налоговая. Причем абсолютно в своем законном праве. Ведь Сергей действительно занимался изредка обналичкой. Как все. Да и в деятельности магазина, с его наличным оборотом, полной чистоты перед законом никогда не добьешься…

Налоговая удовлетворилась пятнадцатью.

А потом был УБЭП, теперь уже с вопросами по таможне…

Кто-то очень внимательный и информированный явно стоял за сценой и дергал за ниточки. Нет, этот «некто» не использовал государственные службы с частными целями! Он их просто информировал. А уж правоохранители действовали в собственных интересах. Время такое. Много правоохранителей. И много у них интересов…

А в городе на Лодкина смотрели уже, как на зачумленного. Он стал парией в среде бизнесменов. На него едва ли не показывали пальцами, рассказывая, как подозревал Сергей, друг другу его случай в качестве примера того, с кем и почему не стоит связываться. Да к тому же вычистили эти все деятели его так, что ни о каком бизнесе речи уже быть не могло. И он уже готов был отдать свой магазин этим наглым «интеллигентам». Вот только они больше не появлялись.

И никто в городе их больше не видел.

* * *

— Так, — сказал Виктор, выслушав партнера. — Ты не беспокойся пока. То есть беспокойся, конечно, но ты не первый. Между нами, конечно…

— Мор на дилеров? — не очень уместно пошутил Сергей. На самом деле ему просто хотелось поддержать Серебрякова, у которого, видать, серьезные неприятности с кем-то, раз дело дошло до несчастного челябинского культторга.

Серебряков шутки не принял.

— Пока не знаю, — сухо ответил он. — Возможно, дело в товаре. Ты как, не чувствуешь, часом, может, народ наш уже разбогател достаточно, чтобы отказываться от обычной посуды? Может, ему изыски уже подавай?