Слезы Рублевки
Шрифт:
— Да-да, — ответила Анастасия. — Только знаешь, я, наверное, не подойду. Вовсе не собираюсь глупо сидеть в зале на стульчике и изображать аудиторию для каких-то говорящих голов.
Подружка помолчала, переваривая услышанное.
— Фу ты! — после паузы воскликнула она. — Ты меня сбила с мысли! Какая аудитория? Не-ет, у них там другая задумка. Они хотят сделать циклы разных передач для домохозяек. Одна из них — как сервировать стол, вообще как украшать это все дело к приходу гостей. Ну, я тебя сразу и вспомнила! Ты же у нас практически жена фарфорового короля. Ты ж это все знаешь. Вот и расскажешь! И сама развеешься, и денег получишь. И этому твоему покажешь…
Вот тут можно не сомневаться. «Твой» в Сэндиных устах был ее Витька, которому Настя теперь что-то должна была показать с помощью дурацкой передачи про украшение стола.
Она уже раскрыла рот, чтобы культурненько отослать подружку с ее предложением еще к кому-нибудь, когда в голове возникла неожиданная мысль: а ведь это и будет тем, о чем говорил психотерапевт! Витька, конечно, не тот человек, которого впечатлят хоть десять передач с ее участием. Он под все эти феминистские определения мужичков не подходил, потому как был мужчиной… Мужчиной, в общем.
Но передача подарит ей возможность сделать то самое, на что упирал Антон, — подняться. Она не любила этого выражения — «подняться над собой» — за его пошлость. Но в данном случае ей представляется тот самый случай. Подняться с колен, ага.
Во всяком случае, она будет востребована, кому-то станет нужна. Она начнет что-то делать вне четырех стен их разделенного дома… Ну и, конечно, оценит муж или нет — но не заметить ее нового качества он не сможет, хотя бы потому, что речь будет идти о его любимом фарфоре.
Уже загоревшись этой идеей, Анастасия спросила:
— Послушай… А там об одной передаче речь идет или о цикле?
— Ты что?! — неподдельно изумилась Сэнди. — Ты знаешь, какая у этих телевизионщиков мафия? Они в свой круг посторонних вообще не впускают. Пригласили в одну передачу — уже радуйся! Не! — с обычной своей непоследовательностью без всякого перехода продолжила подруга. — Если ты им понравишься, если рейтинг будет, так ради бога, они себе не враги. Дадут еще пару передач. Особенно на новом канале. Там они сейчас разных людей смотрят. Педика какого-то для всяких примочек домашних, типа умелых ручек. Какую-то девицу — то ли на ремонт, то ли на автомобили, я не запомнила, куда. И на возраст особо не обращают внимания, на молоденьких одних эфир не строят. Так что ты им подойдешь!
Вот паршивка. Это она поддела так — или просто по молодости своей умственной и телесной так про ее годы высказалась?
— В общем, шансы есть, только дерзай! — заключила Сэнди и спросила деловито: — Ну что, рассказать им про тебя?
Настя замычала неопределенно. Идея была хороша. И главное, так ловко получается быстро отреагировать на очередное предложение психотерапевта… А с другой стороны — что она на самом деле понимает в фарфоре? В сервировке — тем более? Разве лишь то, чего успела нахвататься от Вити. Да навидаться на выставках-ярмарках. Ну, и общая культура — что суп надо есть ложкой, а мясо — вилкой. А ведь по правилам этикета в порядочных домах по восемь-десять приборов выкладывают! Эх, завести бы им в свое время настоящего дворецкого!
— А ты сама-то чего? — спросила она подругу, чтобы иметь время еще подумать.
— Ха-а, — самодовольно протянула Сэнди. — За меня не беспокойся! С меня все и началось, когда я с Костей познакомилась!
— С Эрбстом? — ляпнула Анастасия, тут же сообразив, впрочем, что тот руководит на Первом канале.
— Ну, ты замшелая совсем стала с этим разводом своим! — победоносно объявила паршивка Сэнди.
Так бы и дала по губам, чтобы не каркала!
— Костя на Первом канале рулит. У меня другой Костя. Я ж тебе рассказывала!
— А… Ну да, ну да! — по возможности постаралась быть убедительной Анастасия. — Только ты не говорила, где он продюсировал.
— Ну так же говорю! — возмутилась Сэнди. — Новый канал! Новые передачи! Вообще, чего ты тут еще раздумываешь? Я, если хочешь знать, все равно тебя уже предложила. И эту… тему с фарфором тоже им внесла. А ты не ценишь!
— Ну что ты, дружище, — с искренней нежностью произнесла Настя. — Очень-очень ценю! Ты ж у меня вообще самая дорогая!
И в самом деле! Глупышка Сэнди, каждый раз так отчаянно бросающаяся в новую ловушку счастья, находит в себе достаточно душевных сил и любви, чтобы помнить о ней. Искренне и открыто предлагает всегда то, чем сама начинает владеть. Делится своим, не задумываясь о каких-то ответных услугах. А она, бессовестная, бетонная Настька, даже имя нового любовника подружки мимо ушей пропустила! Как и вообще все, что с Сэнди происходило в последнее время.
— Сэнди, лапка моя! — с раскаянием сказала Анастасия. — Я тебя очень, очень, очень люблю! И спасибо тебе, дорогая, за это предложение. Как говорится, принимаю с благодарностью.
— Ну вот, другой разговор, — твердо сказала в ответ подруга. — А то начала тут: «Я подумаю»…
— Я не говорила: «Я подумаю!» — возразила Настя.
— Не говорила, так думала, — отрезала собеседница. — А нечего. Надо судьбу хватать за жабры, когда она плывет в руки. Мы из тебя еще вторую Ксюху сделаем! Только не коняжку, а красивую. Я тебя вот снова в свет выводить начну!
Короче, позвонит тебе режиссер, жди…
Вообще-то Анастасия ожидала от телевидения большего. Она пару раз бывала в «Останкино», даже как-то раз проехалась в лифте с самим ведущим «Колеса фортуны». Это когда Витю приглашал на свою передачу Рознер, этот знаменитый ведущий телемостов. На какую-то из своих очередных болтологий с говорящими головами, что обсуждают некие актуальные вопросы современности.
Витьку туда позвали по какой-то старой памяти, через знакомство с постоянным режиссером Рознера, деятельно-цепкой и не лезущей за словом, в том числе и ругательным, в карман, — но ужасно обаятельной Эльмирой. Эльмира-ханум, как называл ее Витя.
Со своей стороны Серебряков понравился грозной организаторше рознеровских эфиров еще в какие-то дальние времена, когда, задавая вопрос «от публики», весьма ловко и остроумно уел самого Мериновского. Того, с его неподражаемым талантом уходить от неудобных вопросов в космического размаха демагогию, не могли заставить растеряться подчас и профессиональные журналисты. А Виктор сумел. Мерик что-то несвязно лепетал минуты полторы — очень долго по меркам телеэфира! — а потом сдался, завопив, что он не собирается «извиваться тут» перед провокаторами.