Слипер и Дример
Шрифт:
придачу!
— Аригато, Башкир-сан! — Белочкин кивнул коту, протерев стол рукавом с заплаткою.
10
4
— Я вас умоляю! — Башкирец вскочил и шаркнул когтистой лапой по линолеуму, оставив на
нём вполне всем известный кошачий автограф. — Шо вы, Белочкин, я просто дюже скоротечно
желаю услышать сей кошерррный трактат за эту вселенскую коммуналку!
— Сию минуту, я уже пытаюсь округлиться, — заверил Стрелочник и продолжил: — Мир
смещается
объём, течение времени, направление ветра, состав воздуха, скорость вращения электронов и так
далее, абсолютно по всем параметрам сразу и одновременно. Потому и невозможно сие заметить
кочумающим в нутрях этого мира чувакам, натурально в нём проживающим. Сравнить им не с
чем изменения эти чудесатые! Меняется-то всё одномоментно. Чуваку, типа, кажется, что его
любимая красная кружка — такая же, аки и вчера, красная, фарфоровая и вообще. Но на самом
деле, если б этот чувак мгновенно перенёсся из одной «комнаты» в другую, то офонарел бы на
месте, то бишь засветлился бы мозгами шо твоя лампочка. Иначе говоря, он бы узрел, что
воистину в его мире, как и в любых других, нет никаких статичных, чётких и заданных условий.
Некоторые шибко умные ребятушки, нужно сделать тут сносочку, просекли эту скользящую
движуху, но списали всё на круговерчение звёзд, аккредитовав сие под бирочкой «астрология».
Или на вертикруть спутников их планеты наговорив. Лунные календари там и прочая бытовая
магия. А по честняку-то получается, что они руководствуются самыми что ни на есть вторичными
признаками смены этих «комнат», принимая их за первопричину. Вай, наивно-то как, аднака! Ведь
мир проходит милые да непохожие «комнатушки» разными касательными!
— То есть? — Дример нахмурился, сунул руки в карманы болотных штанов и откинулся на
стуле.
— А то и есть! — Стрелочник нагнулся к братцу. — Ну вообрази себе куб, поделенный на
равные части внутри. Каждая часть — «комната». А теперь запусти туда шарик и узри, что
отскакивать он будет от стенок этого куба, как ему заблагорассудится и без конца. То есть не
теряя скорости. Вечно. И получается, что сквозь одну «комнату» он будет проходить, едва чиркая
её стороной, а сквозь другую — по полной гипотенузе всех углов, через третью — так, а через
четвёртую — эдак, и предугадать сумасбродство это можно только тому, кто этот весь куб вместе
с шариком удумал запустить, не иначе! Просчитать траекторию просто не под силу тем, кто на
ентом шарике, который и есть мир, катается от стенки до стенки с Первого Вздоха своего и до
самого что ни на есть Крайнего Выдоха.
— А что делать-то? — Загрибука чуть не плакал.
— Как что? — Ангел
движухе!
— Вся наука, все мои астрономические расчёты, всё — ни к чему? — Загрибука был готов
зареветь.
— Да нет же! — Белочкин наклонился к нему и погладил по голове. — Учись, удивляйся,
радуйся познаванию. Тренируй свой разум, учи свой ум, но не забывай, что Потолочное
Разумение — не машина. Не игрушка, которую можно разобрать на детальки и чертежи, чтобы
10
5
она перестала радовать, как тому и дано будет случиться, коли чего, по мудрой подсказке. Мир —
поэзия. Вечно меняющаяся. Вечно текущая. Что сегодня — истина, завтра — чушь. Будь в Сейчас!
— И сколько ж этих «комнат»? — Слипер явно была сбита с толку.
— А в каждом мире по-разному. Число «комнат», через которые всё время проходит
конкретный мир, зависит от… — Стрелочник выжидающе улыбнулся и завозил ложечкой в
чашке.
— Эх, пауза хороша! — успел заорать кот и захлопать в ладоши. — Станиславский бы на
колени упал!
— Передавай при случае привет этому прекрасному ценителю театрального искусства, э-э, как
там, бишь, его? — Белочкин поднял бровь.
— Станиславский, — подсказал кот.
— Да-да, так вот, число «комнат» зависит от количества измерений, в которых живёт и
здравствует Тутытам этого мира!
— Кт-т-т-то? — Загрибука чуть не упал, но падать ниже было уже некуда. Имя сие нарисовало
в его воображении большое и мохнатое нечто, которое громко «тутает и тамает» периодически
куда ни попадя.
— Тутытам, — утвердил Стрелочник, — енто есть существо, которое чуваки по незнанию
своему называют словами «наш мир»!
— Если я всё правильно усёк, то получается, что каждый мир — это живое существо? —
спросил Дример.
— Именно! — согласно закивал Белочкин. — И граждане разные в нём живут и здравствуют,
ни фига себе не подозревая, что ихний мир, привычный им, словно родная хата с облупленной
калиткой, — всего лишь плод работы разума этого самого Тутытама. И что он творит его
ежемгновенно своим разумом, а точнее, самим собой, ибо тело Тутытама и есть чистое разумение
без примесей и ГМО. Он ентот самый мир просто-напросто воображает во сне. То есть, формы
всех жителей конкретно взятого мира есть не что иное, как фантазия конкретно взятого Тутытама.
А «комнаты», по которым прыгает незримо для обитателей их мир, — всего лишь положения
«тела» Тутытама, коими он поворачивается к Свету, крутясь от неудобства во сне.
— Йошкин Код! Вот это да! — глаза у Башкирского Кота полыхнули цветомузыкой.