Слишком чужая, слишком своя
Шрифт:
— Ты же все видишь, да? — Он морщится от боли. — Видишь, а не понимаешь? Где тебе понять! Я тебе скажу. Ты не из тех пустоглазых, которым все равно. Может, потому тебе и удалось всех обставить, что ты интересуешься миром вокруг тебя. Я тебе скажу. Видишь ли, мой мир уничтожили. Когда-то был порядок, а потом все пошло кувырком — и на меня навешали всех собак. На таких, как я. А мы, собственно, были только исполнителями. И я тогда решил: не подхожу вам в роли исполнителя, так стану тем, кто приказывает. И верну свой мир. А люди сделали гениальное открытие: подержал преступника
— А кто будет устанавливать правила? Как определить правильность пути?
— Устанавливать будут те, у кого будет право.
Я боюсь фанатиков.
— Может случиться, что вам тоже не повезет попасть в ряды тех, кто будет устанавливать правила. Что тогда, вы не думали? — Туповатый человек, как только дослужился до такого звания? Хотя, может быть, именно такие и были нужны. — И зачем посылать убийц к людям, которые владеют информацией? Если ваша цель столь благородна...
— Ради светлой цели стоит пожертвовать малым, чтобы потом...
Все, я не слушаю. Это старая песня. И здесь это уже проходили. Пожертвовать моей жизнью, еще многими — чего там! Это ведь чужие жизни. И это для того, чтобы кучка маньяков могла диктовать миру свои правила.
— Полковник, а своею жизнью вы готовы пожертвовать?
Он бледнеет. Вот так всегда. Когда речь заходит об их собственной жизни, то оказывается, что они еще не готовы. Что у них дела. Даже перед лицом смерти они не могут прямо сказать: я боюсь. Нет, он будет убеждать меня и себя, что он еще нужен. Народу, кому-то еще... Хотя уже, наверное, не нужен себе самому — таким, каким стал.
— Вам было больно, когда я прострелила вам руку?
— Да, прошу вас, не надо...
Вид у него просто жалкий. Почему-то такие напыщенные индюки ломаются до смешного быстро. Лейтенанта я бы такой мелочью не расколола. Но этот тип привык жить — и жить хорошо. Ему жаль умирать.
— Видите ли, полковник, между нами есть разница. Вы боитесь, а я — нет. Итак, чьи приказы вы выполняете?
— Я... вы его не достанете. Он — могущественный чиновник. Важная фигура.
— Я это знаю без вас. Президент знает?
— Нет. Он и не должен ничего...
Вот как! Ребята решили сделать эту страну своим испытательным полигоном. Логично. Наиболее подходящая страна для таких деятелей. Судите сами: глубокий экономический кризис, который за двадцать лет так вымотал население, что никто уже ни о чем не думает. Отсюда — полная инертность. Даже если какая-то информация просочится в прессу, газете можно предъявить миллионный иск, а народ и не почешется — всем на все плевать. Потому что столько идет негативной информации ежедневно, что психика людей ставит защитный барьер. В стране давно уже нет хороших новостей. С другой стороны, коррупция в самых верхних эшелонах власти. Способ был прав: нужда всех сделала преступниками. Отсюда — круговая порука. Ну и психология: «После нас — хоть потоп». Никто не отвечает за вред, наносимый стране. И относительно высокая культура — страны Азии не подходят из-за перенаселенности, низкого интеллектуального уровня большинства населения.
— Зачем вам понадобился генерал?
— Он начал копать. И многое уже знал, но...
Конечно же. Он отказался взять деньги. Не все же еще прогнили в этой стране! И таких, наверное, много. Вот дерьмо! Честные люди должны прятаться, как преступники.
— Гдe он?
— Он в подвале, там, где аппарат. Ключ у меня в кармане.
— Кто проводил опыты? Кто «переписывал» сознание тому подставному любителю кошек? И почему он согласился на это?
— Его согласия никто не спрашивал. Он подходил по основным параметрам.
Значит, такая же история, как и со мной.
— А с аппаратом работал сам профессор, который приезжал. Больше никто не знает, как..
Значит, они пробовали работать без Хольта, но ничего не вышло. Это означает, что несколько людей уже мертвы — только потому, что этим гадам хотелось попрактиковаться.
— Очень хорошо. Вот видите, полковник, всегда можно найти общий язык.
— Как ты догадалась о подмене?
— Два последних года генерал Зарецкий страдает от астмы. У него аллергия на шерсть животных. А этот ваш бедняга гладил моего кота. И — ничего.
— Такая мелочь!
— Эта мелочь стоила жизни ему, шоферу и моему другу. А теперь — и вам, полковник
— Не надо, я могу вам еще пригодиться, не...
Грохнул выстрел. Его кровь запятнала ковер. Не знаю,дружок, чем бы ты мог мне помочь, а навредить очень даже мог. Ты не оставил в живых старую учительницу — там, на дороге. И еще нескольких бедняг, которые имели несчастье «подходить по параметрам».
Я спускаюсь в подвал, переступая через тела охранников. Спите, ребята, а когда проснетесь, бегите отсюда во весь опор. Но что-то подсказывает мне, что они не послушают моего совета. Ну что же, у человека должен быть выбор — даже такой. Никто не должен устанавливать правила в мировом масштабе.
— Генерал, вы здесь? Вы живы?
Прекрасно устроенные камеры. Вот то, что надо. Он где-то здесь, потому что я вижу знакомый стол и аппарат.
..Длинный коридор. Меня везут по длинному коридору мимо ряда дверей... Что-то вкололи, потому что двоится в глазах. Морфий? Очень похоже, но — нет.
— Ну что, Керстин? Вот видишь, от меня тяжело убежать.
Я ненавижу его лицо. Он считает себя неотразимым красавцем. Как же: высокий блондин с большими голубыми глазами. Но нижняя челюсть узковата. Слабак и ублюдок. Когда я доберусь до тебя, Кенни, пожалеешь, что на свет родился.
— Чего надо?
— Ну-у, Керстин! Зачем ты так? Тебе же будет лучше, если ты не станешь сопротивляться. Ты нужна нам — профессор проводит опыт. Ты — идеальный кандидат.
— Выблядок.
— Брось это, Керстин. Нечего ругать меня, — он улыбается, и мне хочется выбить ему его фарфоровые коронки по шестьсот баксов за штуку. — Ты — собственность секретной службы. Вещь. Мой бывший шеф плохо тебя использовал, но я нашел хорошее применение для такой надменной сучки, как ты.
— Иди в задницу. Ты просто отвратителен.