Слишком хорошая няня
Шрифт:
Все-таки у них это встроенное, что бы ни говорили феминистки.
— Хотя бы вызовите бизнес, — сдаюсь я. — Я посажу вас в машину. Это пять минут.
— За пять минут может случиться что угодно, — качает она головой. — Нет, Александр.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Дину мы одну не оставим, а я вас одну не отпущу. Что будем делать? Карим давно спит.
Она стоит в замешательстве, на половине жеста прервав наматывание шарфа на шею. Хмурится, думает.
Снова тру зудящую щеку.
— Лара, я человек, который отвечает за свои
Беру себя в руки:
— Прошу прощения за мой неуместный порыв, больше такого не повторится без вашего разрешения. Если вы опасаетесь за реакцию Дины, тем более прошу вас остаться, чтобы помочь ей, если ей что-то понадобится ночью. Дочь для меня важнее всего, поверьте.
Уже колеблется, и меня раздирают противоположные чувства.
С одной стороны, мне надо убедить ее остаться.
С другой — я-то знаю, что не стоит верить пьяному мужчине, который хочет женщину.
То, что я — исключение, никак не оправдывает ее доверчивость.
— В вашей комнате, кстати, есть замок.
— Ладно… — она роняет сумку на банкетку и начинает стягивать куртку. — Но…
Поднимаю руки ладонями вперед и отступаю.
19
Сначала иду проверить, не проснулась ли Дина.
В ее комнате тихо, слышно лишь сопение. Крутится светящийся ночник, бегут по потолку разноцветные картинки-тени. Меньше всего хочется вновь волновать эту девочку, которой и без того досталось. Поправляю на ней одеяло и с улыбкой трогаю разметавшиеся по подушке кудряшки.
Я согласилась стать ее няней только потому, что кроме меня было некому. И чувствовала поначалу только тяжелую ответственность. Но иначе — никак. Раз уж так вышло, что помочь могла только я.
Но теперь… Когда она тянет меня за руку и поднимает глаза, умоляя прочитать в них то, что она не может сказать… Когда прижимает к себе моего зайца… Когда вот так спит, и по бледным щечкам бегут отсветы ночника…
Я чувствую незнакомую мне щемящую нежность.
Ответственность — да, но совсем другую.
Теплую.
Ухожу в гостевую комнату и, мгновение поколебавшись, запираю замок.
Спать я в этой квартире не собиралась, так что из домашней одежды у меня тут только футболка и спортивные штаны, в которые я и переодеваюсь. Ложусь в расстеленную постель, укрываюсь одеялом и чутко вслушиваюсь в фоновый шум квартиры.
Не то, чтобы я думала, что Александр будет ломиться и продолжать домогательства, но все равно мне немного тревожно.
Слышно, как на кухне открывается и закрывается холодильник, звон графина о стакан, шум воды. Потом шаги — по коридору мимо, с маленькой заминкой у комнаты Дины.
Затихают они в спальне.
Негромко начинает бормотать телевизор, включается вода в душе, выключается, а потом затихает и телевизор. И все. Тишина.
Заснул?
А мне не спится.
Занавески открыты, и в комнате слишком светло. Зимней ночью в Петербурге почти так же светло, как летней — от иллюминации и выпавшего снега. Даже через закрытые окна слышен шум неспящего Невского, иногда и вдоль канала проезжают машины, грохая крышкой водопроводного люка.
Наверное, летом тут вообще не уснуть из-за экскурсионных катеров, на которых гиды вещают про Храм Спаса на Крови.
Тихонько выбираюсь из-под одеяла и подхожу к окну.
Качаюсь вперед, прислоняясь лбом к холодному стеклу.
Вода в канале уже замерзла, но видно трещины, которые тоже скоро срастутся, их покроет снег — слой на слоем, и Северная Венеция заснет до поздней весны.
Отпираю замок и на цыпочках выхожу на кухню.
Здесь так тихо, что слышно как гудит пламя в колонке и сопит в своей комнате Дина.
Света достаточно, но я все равно включаю подсветку над раковиной и прислушиваюсь.
В глубине квартиры — мертвая тишина.
Стараясь не грохнуть дверцей шкафчика, достаю стакан, наливаю себе воды из графина.
Делаю несколько глотков, поворачиваюсь — и чуть не роняю его!
Александр стоит напротив меня с другой стороны кухонной стойки.
Как он так неслышно подкрался?
— Мне тоже налейте, пожалуйста, — говорит он низким полушепотом.
У меня подрагивают руки, пока я наливаю воду и подаю ему стакан. Он выпивает его быстро и жадно, в несколько глотков. Ставит на стойку и спрашивает:
— Не спится?
Мотаю головой.
Мелкими глотками допиваю свою воду, наблюдая за Александром краем глаза.
— Поставьте чайник тогда, что ли…
Он взгромождается на барный табурет с другой стороны стойки, и я подвигаю к себе такой же и щелкаю кнопкой чайника.
Мы так и сидим молча в полутьме — ждем, пока он вскипит.
Я из-под ресниц изучаю Александра.
Его темные волосы еще влажные и торчат как попало, так и тянет пригладить один самый идиотский вихор, вылезший из-за уха. Черно-серые клетчатые пижамные штаны, белая обтягивающая футболка.
Под ней видно литые мышцы груди и плоский живот. Фигура у него явно лучше, чем мне казалось из-за костюма. Под дорогими костюмами вообще очень легко скрыть пузо или слишком широкие для мужчины бедра — за это их модельеры и получают свой кусок хлеба с икрой.
Но тут все обстоит наоборот. В костюме Александр — просто массивный шкаф, а сейчас видно, что он весьма атлетичный и даже подсушенный. Не считая рук — бицепсы у него ого-го! Рукава футболки аж лопаются.
Хмурое обычно лицо сейчас расслаблено, жесткие морщины разгладились. Нос — с легкой горбинкой, словно его ломали, но хорошо поправили. В полутьме глаза кажутся темными, но я помню, что у них с Диной они одинаково серые.