Слишком хорошая няня
Шрифт:
Такси по утрам — это часть соцпакета от моей новой работы. После того, как пару раз я приехала замерзшая и злая после ожидания автобуса в минус двадцать, мой новый начальник просто уведомил меня, что теперь ежедневно, в одно и то же время, у дома будет ждать машина. И ушел, не слушая моих оправданий, что я даже не опоздала же!
Работа оказалась просто волшебной. Кроме начальника, который с таким же равнодушно-мрачным видом, с каким сообщал о такси, мог поставить на стол стаканчик кофе, положить булочку с маком или буквально швырнуть, не глядя, навороченные
Каждая моя идея принималась на ура, вместо испытательного срока мне пообещали премию и выделили бюджет на все задумки. Оказалось, что я была именно тем человеком, которого им долго не хватало, но владелец не знал, как его можно назвать, чтобы начать искать.
Иногда казалось, что я сплю.
Хотя ведь и предыдущая моя работа тоже была не каторгой.
Но в этом раю был один огромный минус.
Начальство настаивало, чтобы никто не задерживался после окончания рабочего дня.
«Это будет расцениваться как непрофессионализм и сознательный саботаж. Вы должны хорошо отдыхать, чтобы хорошо работать».
Иногда я оставалась позаниматься в зале или посмотреть кино, но одной было скучно. Приходилось ехать домой.
Где у двери квартиры меня регулярно встречал симпатичный крафтовый пакетик с упаковками малины, ежевики и голубики. Иногда — букет цветов. Иногда — конфеты. Я знала, что на маленькой карточке, потерявшейся среди пионов, будет изящная «Р» — больше дарить все равно было некому.
Еще Роберт, как мог, развлекал меня по выходным.
Временами бабушке было не до нас, и тогда мы отправлялись в театр или на выставку вдвоем. А потом сидели где-нибудь в уютном кафе на пять столиков и пили чай под метель за окнами.
— Неужели тебе субботним вечером больше некуда деться? — бесцеремонно интересуюсь я, отпивая глоток густого горячего шоколада. Его проще есть ложечкой, но я упорно пытаюсь добиться от напитка жидкой консистенции.
— Этим субботним вечером я именно там, где хочу быть, — сверкает он глазами.
Время от времени я ловлю на себе оценивающие взгляды студенток, сидящих с ноутбуками в углу. Еще бы — рядом со мной такой шикарный мужчина в темно-голубом свитере крупной вязки, с падающими на глаза прядями темных волос и дорогущими часами на запястье.
Любая хотела бы быть на моем месте.
Кроме меня.
— Прекращай, — прошу я, морщась. — Иначе я напомню, из-за кого мы расстались.
— Между прочим, — замечает Роберт. — Ты могла мне позвонить, чтобы я подтвердил, что сам, дурак, к тебе лез.
— И ты бы подтвердил? — поднимаю я брови.
— Ну, конечно, — недоуменно крутит головой. — Я же не совсем урод.
Именно поэтому я сейчас с ним и дружу. Потому что он
Просто…
— Нет, ничего бы не изменилось, — подумав, говорю я. — Ему нужна совсем другая женщина.
— Да брось…
— Сам брось. Если бы не случайность, нам с ним даже встретиться было бы негде. Это хорошо объясняет, почему он не знал, как вместить меня в свою жизнь. Он с такими людьми просто не общается. У него нет ячейки подходящей формы, куда меня вставить.
— Красивая метафора, — смеется Роберт. — А у меня… — он задумывается. — А у меня, похоже есть такая ячейка. А? Лар?
Набираю воздух в легкие, чтобы в очередной раз мягко, но твердо объяснить ему, что ничего, кроме театров и чаепитий у бабушки между нами быть не может, но в этот момент телефон Роберта, лежащий экраном вниз, начинает вибрировать, и тот жестом просит меня подождать.
Пожимаю плечами, снова касаюсь губами густой шоколадной массы. Лучший напиток для холодного февраля.
И чуть не давлюсь приторной сладостью, услышав, как…
— С Ларой, — говорит кому-то в трубке Роберт и ухмыляется, когда я начинаю откашливаться от попавшего не в то горло шоколада.
На мой очень вопросительный вид только машет головой и продолжает лыбиться.
— Побесить тебя, что ли… — задумчиво тянет он. Но решает: — Ладно, не буду. Мы просто пьем чай в кафе.
Я начинаю догадываться, с кем он говорит.
— А сам ей позвонить не мог? — интересуется Роберт, и у меня больше не остается сомнений.
Выслушав ответ, он делает большие глаза и прикрывает микрофон телефона рукой:
— Лар, ты что, его заблокировала везде?!
— Ага, — киваю я с независимым видом и беру чашку дрожащими руками.
Роберт прижимает трубку плечом и показывает мне большие пальцы. Еще минуту или две слушает, что ему говорит Александр, а потом смотрит на меня, тяжело вздыхает и говорит:
— Ладно. Помни мою доброту.
Он протягивает мне телефон, и в первое мгновение мне хочется вытереть о штаны вспотевшие руки и срочно посмотреться в зеркало — не размазалась ли тушь.
Беру телефон, еще теплый от рук Роберта.
Сердце проваливается куда-то в желудок, когда я слышу знакомый голос.
И еще хочется рыдать.
— Привет, Лар, — говорит Александр.
Мне приходится продышать первые несколько попыток ответить.
— Привет.
— Лар…
Изо всех сил стискиваю хрупкий телефон в руке, пытаясь услышать, что там… Что там, за этим коротким словом?
Что?
— Я тебя люблю, Лар. Но это ты знаешь.
50
Вдох.
Выдох.
— Не знаю.
— Ну я же делал тебе предложение.
— Но ни разу не сказал, что любишь.
Он не отвечает. Между нами повисает пауза, наполненная гулким, словно мы в огромном пустом ангаре, звоном ложечек о фаянс и шипением эфира в динамике. Кажется, что все звуки записаны на старую поцарапанную пластинку.