Слишком много кошмаров
Шрифт:
– Ага. Профессиональный. Но речь сейчас не обо мне, а о тебе. Что ты творишь?
– Это я что творю?! Кто бы говорил!
– Твой лучший друг уже полторы сотни лет называет себя твоим именем – только для того, чтобы ты к нему пришёл. Ждёт не дождётся, секреты разводит, в провинции сидит безвылазно, с прочими друзьями юности не то что видеться – говорить не желает, лишь бы убедительно прикидываться тобой. А ты – ноль внимания. Зато зачем-то попёрся к чужому человеку, который всего-то пару раз на твоё имя откликнулся, да и то потому, что приятель попросил. Где справедливость?!
– Мой лучший друг? – повторил призрак. –
– Конечно, не нашёл, он живёхонек. Ты что, не слышал, как он твоим именем называется? Как это вообще у вас устроено? Откуда вы узнаёте?
– Да я сам толком не знаю, – печально сказал тот. – Я же неопытный совсем. У призраков нет школы, в которой новичков обучают, как всё устроено, и как теперь себя вести. А зря! Приходится узнавать на собственном опыте, а это очень трудно, когда с тобой не происходит практически ничего. И время идёт каким-то непонятным образом: задумался о чём-то, а у живых уже сто лет прошло. Но при этом весь Мир можно облететь всего за один день – очень короткий, ваш. И с остальным то же самое. Ничего не понятно! Я всего один раз услышал, как живой человек говорит: «Я – Пелле Дайорла». И это был не Нанка, а ты. Громко так кричал, как будто у меня над ухом…
– Так это когда было. Давным-давно. Ещё осенью. Почему ты только сейчас пришёл?
– А я сперва не хотел связываться. У живых свои дела, у нас свои, о чём тут говорить? Но никак не мог забыть этот случай. Мне было обидно. Чужой человек называется моим именем, как будто я вообще никогда не жил на свете! А это не так. Я жил.
– Да, конечно, жил, – согласился я. – Никаких сомнений. Мы в последнее время много о тебе вспоминали. С Пелле… в смысле, с Нанкой. И с леди Хайстой из Ордена Потаённой Травы. Помнишь её?
– Ещё бы!
– Ну вот. Она тебя тоже помнит. А Нанка по тебе очень тоскует. Интересно, всё-таки, почему ты не слышал, как он ежедневно назывался твоим именем, а меня с первого раза… Слушай, а может быть дело в том, что он всё это время жил вдали от Сердца Мира? А я назвался твоим именем тут. Может быть, близость Сердца Мира увеличивает громкость? Ну или как это назвать? Или может быть, дело в личной силе говорящего? Я всё-таки немножко более могущественный колдун, чем…
– Я не понимаю, о чём ты говоришь, – печально признался призрак.
– Ничего, я и сам пока не понимаю, – утешил его я.
А про себя подумал: «Зато у сэра Шурфа теперь будет повод порыться в библиотеке. Повезло ему».
– А где сейчас Нанка? – спросил призрак. – Как его найти? Тебя-то я видел издалека, сам того не желая, а его почему-то нет. С поисками людей у меня тоже какие-то непонятные сложности. Никак не разберусь.
Я открыл было рот, собираясь пуститься в объяснения, но передумал. Кто их знает, этих призраков, а вдруг у них тоже бывает топографический кретинизм? Нет уж, не будем рисковать.
– Пошли вниз, – предложил я. – Я сейчас посмотрю, что творится дома, узнаю, какой сегодня день, что-нибудь съем, включу голову и сам за ним схожу. Или пошлю кого-нибудь, если пойму, что на Тёмный путь мне пока лучше не становиться. В общем, доставим сюда твоего друга. Всё будет хорошо.
По-моему, прекрасное предложение. Но вместо того, чтобы броситься мне на шею, призрак взмыл к потолку, стал большим и прозрачным, то есть, разреженным, уж не знаю, в каких
– А можно я тебя тут подожду? – наконец спросил он. – У тебя на первом этаже какие-то люди сидят, я их чую!
До меня дошло, что призрак просто стесняется. Обзывать спящего незнакомца ничтожным осквернителем могил – запросто, а с чужими людьми лишний раз здороваться – это давайте без меня. Мальчишка есть мальчишка, что с него взять.
– Как хочешь, – сказал я. – Но вообще-то у меня живут две собаки. Одна очень большая, а вторая говорящая.
– Как это – говорящая? Говорящих собак не бывает!
– У меня бывают. Но если не хочешь с ним познакомиться, сиди здесь.
Благодаря этому нехитрому тактическому приёму, в гостиную я спустился в обществе призрака. И произвёл фурор.
Ну, то есть будем честны, фурор я произвёл бы в любом случае, просто самим фактом своего появления. Но всё-таки призрак привнёс в это событие некоторый дополнительный шик. Что неплохо, потому что я и сам застыл на пороге, открыв рот.
И у меня были на то серьёзные причины.
В моей гостиной происходило нечто совершенно невозможное. Там сидели Джуффин и Шурф и играли в «Крак». А так не бывает, я точно знаю. В смысле, они никогда не садятся играть друг с другом. Шурф даже как-то объяснял мне, почему.
Штука в том, что в «Крак» мой друг играет довольно плохо. Не то чтобы совсем ужасно, но любой профессиональный игрок легко оставит его без гроша – как, кстати, однажды случилось в Кеттари [31] . А ведь его противники, как показала дальнейшая практика, в подмётки не годились даже везучему, но неопытному мне.
Думаю, карты – это единственное занятие в Мире, которое не даётся сэру Шурфу Лонли-Локли. И никогда не дастся – как мне пение, например. Что обидно, потому что он очень любит играть в «Крак». Но связываться с таким мастером как Джуффин ему не позволяет чувство собственного достоинства. Постоянно проигрывать и так-то неприятно, а шеф Тайного сыска выходит из себя от слабой игры и совершенно не щадит самолюбие соперников. Поэтому их встреча за картами – один из самых эффективных способов быстренько довести Соединённое Королевство до гражданской войны, которой они намедни запугивали чиновников Канцелярии Скорой Расправы.
31
Об этом драматическим событии рассказано в повести «Путешествие в Кеттари».
Ну, то есть так было до сих пор. Но сейчас игра шла совершенно мирно. И оба игрока выглядели вполне довольными. По крайней мере, стали так выглядеть после того, как увидели меня.
Шурф укоризненно сказал:
– Ты всё-таки непростительно долго спал. По твоей милости я уже проиграл тридцать корон. И, боюсь, сейчас за ними последует тридцать первая, потому что партию на середине не бросают.
Я так и не придумал, что ему ответить. Потому что в этот момент увидел, что с дивана на меня с нежностью взирают сразу восемь пар голубых глаз. И с ещё большей нежностью сверкают клыки, анатомически неуместные на чёрной мохнатой голове гигантского паука. В смысле, арварохского хуба. Меламори молодец. Сюрприз удался.