Слишком живые звёзды
Шрифт:
– Решил побаловать себя? – Она мотнула головой в сторону стоящей на столе банки пива и с удовольствием заметила лёгкое смущение, возникшее на лице Влада, что читалось для неё подобно открытой книге.
– Да, немного. Среди кучи этого бреда, – он указал на стопку проверенных тетрадей, – откопалось что-то достойное. У меня есть такой ученик – пришёл только в этом году из другой школы – Верёвкин Егор, и он с первого дня мне сразу понравился. Его нрав и стремление к чему-либо восхищают меня. Его суждения бывают неверны, и зачастую его упёртость может граничить с упёртостью быка, но я вижу, что он хороший парень, и он мыслит, Оль! Мыслит! Ты не представляешь, какая это сейчас редкость среди учеников!
– Мной бы ты так восхищался, как этим твоим Егором. – Она помыла кружку и, вытирая руки, спросила. – А как это относится к пиву?
– Он написал отличное
– Настолько отличное, что аж заставило тебя открыть холодильник и достать пиво? – Она улыбнулась и, подойдя к нему, поцеловала в губы. – Долго не засиживайся, хорошо?
– У меня завтра выходной.
– А ты разве не хочешь начать день с утреннего секса?
Оля вновь поцеловала его и почувствовала улыбку, растянувшую его губы. Он положил ладонь ей на бедро, прикрытое свисающей футболкой, и плавно провёл по нему. После того как их губы разъединились, он тихо проговорил:
– Умеешь ты уговаривать.
– А то. Я, конечно, бабулька, но всё ещё помню кое-какие приёмчики.
Напоследок она ещё раз прильнула к его губам, прямо как тогда, будучи подростками, стоявшими в тенях подъездной арки, они также прильнули друг к другу, целуясь страстно и неумело, не жалея своих языков и не обращая внимания на взгляды редких прохожих.
Влад с лёгким удивлением заметил, что полон гордости как за себя, так и за свою красавицу, сохранившую к тридцати шести годам фантастическое тело, естественно, не лишённое изъянов (недавно появившийся варикоз пролил краски чернил на её ноги), но вполне удовлетворявшее Влада. Он был горд за них, и в первую очередь за то, что пройдя множество трудностей, бытовых проблем, так часто рушащих только создавшие брак пары – два выкидыша, страшный диагноз врача о бесплодности Оли – и справившись с последствиями той автомобильной аварии, оставившей на его жене вечную память о себе, они, совсем недавно без ума влюблённые подростки, смогли сохранить друг в друге нежность, искреннюю любовь и взаимоуважение. Влад гордился Олей за то, что она никогда не позволяла себе даже думать о том, чтобы потушить огонь их семейного очага, и уважал её за силу, что она смогла в себе найти после того, как они покинули кабинет гинеколога – оба шокированные, будто только что вернувшиеся из многолетней комы. Они оба любили друг друга. Дарили друг другу любовь, перемешавшуюся с энергетикой подростковой любви и здравостью мысли зрелой. Они могли быть парой горящих тел, пульсирующих в такт движениям друг друга, и могли быть обычной семьёй. Правда, не имеющей ребёнка. Но даже так они были счастливы, находя источник счастья и красоты в глазах своего партнёра, настоящего друга по жизни.
Оля отпрянула от Влада и тихим голосом сказала:
– Ладненько, спокойной ночи тебе, красавчик.
– Спокойной ночи.
Она вышла из кухни и уже у самой спальни крикнула:
– Не засиживайся долго! – Небольшая пауза. – И сбрей уже свою бороду! Колется жуть!
И Влад остался на кухне один, в полной тишине. Лишь двигатели проезжающих под окном машин разбавляли её. Он допил оставшееся пиво и, забыв выбросить опустевшую банку и оставив её на столе, взглянул на две непроверенные тетради: на одну – раскрытую и заполненную чернилами сверху донизу, на другую – ту, которую он даже не открывал. Лень, щедро разбавленная с сонливостью выпитым пивом, накатила на него медленно застилающей волной. Егор хорошо писал, и проблем с русским языком у него явно не было, но уж с очень далёкого края он заходил, чтобы изложить свою мысль. Как он выразился: «По ходу развития мысли я подхватываю ещё парочку и рассматриваю каждую по полвека». Да, это он в точку.
По полвека.
Влад лениво махнул рукой и сказал пустой кухне:
– Завтра всё проверю.
Он выключил свет и уже совсем скоро лёг рядом с Олей, забравшись под общее одеяло и позволив себе расслабиться после долгого дня. Через пару минут сон завладел им.
Их окно являлось такой же копией многих других десятков окон, как и их дом – повторным чертежом всех остальных в этом дворе. Звёзды, показавшиеся Владу такими безумно яркими, равнодушно смотрели на простирающийся внизу мир, полный одинаковых и одновременно разных людей. Им было наплевать на чувства, что влюблённые пары испытывали, глядя на их завораживающее сияние. Наплевать на войны, топящие мир в полной крови чаше, и на катаклизмы, рушащие планету, так ненавидящую поселившихся на ней людей, но всё же терпящую их.
Покров ночи нависал над городом, пока свет в окнах потухал один за другим. Мимо одного из них, показывающего спящего бородатого мужчину и женщину со светлыми распущенными волосами, пролетал светлячок, подмигивающий миру своим жёлтым сиянием. Он приземлился у окна, и его маленькие глазки ещё долго изучали эту спящую пару. Лишь когда рассвет начал легонько касаться неба, он взмахнул крыльями и взлетел вверх, растворяя свой свет в сиянии звёзд.
Глава 4
Пересекая океан
Can you keep me safe tonight?
“What I Believe”, Skillet
– Мы почти дошли до твоего дома, – сказал Егор, указав на возвышающееся над ними прямоугольное здание, почти ничем не отличающееся от двух других, за исключением одной красивой детали.
В половину торца здания был написан рисунок, уже успевший разозлить всю администрацию района, но так понравившийся Егору. На верхней половине здания был изображён тёмный силуэт человека без лица, одетого в будто развевающееся на ветру такое же чёрное пальто. Силуэт тянулся к двум сторонам – светлой и тёмной. Сияющая бледно-голубым светом сторона отрастающими веточками будто бы манила к себе, подзывала и приглашала. И силуэт уже было протянул к ней руку, но щупальца тёмной стороны, полные такой же бездонной тьмы, как и сама сторона, крепкой хваткой обвили другую руку силуэта, создавая впечатление, будто они тянут его на себя, приглашая в бездну. Так, силуэт без лица стремился к свету, пока его держала тьма и даже не думала отпускать.
На светлой стороне чёрными буквами было выписано слово «СВОБОДА». На тёмной же – «СИСТЕМА
– Его ещё не поймали?
– Кого? – Брови Вики выстроились домиком, и Егор непринуждённо улыбнулся.
– Да того, кто нарисовал это. – Он замолчал, продолжая разглядывать тянувшегося к свету, но сдерживаемого тьмой человека.
Егора восхищали подобранные художником цвета. Глубина чёрного приковывала к себе взгляд, создавая иллюзию бездны, дна которой ещё никто не видел. Бледно-голубой свет был готов пролиться на прохожих со стен дома, освещая своими мягкими лучами ночные улицы, отражаясь бликами в простирающихся внизу лужах. И невидимый ветер, колыхающий тёмное пальто человека, вырисовывался в воображении ясно и чётко, заставляя чувствовать призрак его дуновения даже в самые жаркие дни. Талант художника был неоспорим, и дерзость его рисунка неприкрыто кричала проходящим людям, чтобы те подняли свои головы, открыли глаза и наконец увидели, что же держит их крепкой хваткой тёмных щупалец, запрещая окунуться в море бледно-голубого сияния. Рисунок требовал, чтобы люди осознали, что имеют собственное сознание и не обязаны подчиняться системе, если она топит их в чаше, полной сомнений и страхов; если она начинает губить внутреннее «Я», что с каждым годом становится всё труднее и труднее сохранить; если все мечты, что проносились в голове бессонными ночами, разбиваются об острые скалы, воздвигнутые владыкой Системой. Рисунок призывал действовать, обрубать, вырывать щупальца, выбрасывая их из своей жизни, и принимать объятия света.
Вся администрация района считала это вандализмом, Егор же считал это искусством. Искусством тем, что так недостаёт нашему современному миру, большинство в котором способно оценить красоту картины лишь по её рыночной цене.
Его мысли перебил донёсшийся издалека голос Вики:
– Нет. Его или её ещё не поймали. Наверное, всё-таки её. Что-то мне это подсказывает, хотя искусство же не знает гендера, так ведь?
– Так.
– Похоже, этот художник довольно прыткий, раз смог разукрасить половину стены и никому не попасться на глаза. Думаю, он использовал трос или что-то вроде этого.
– Гениально, Ватсон! Должно быть, объект нашего внимания ещё использовал и краску с кистью. Мои напрягшиеся извилины подсказывают мне, что кто-то явно собирался разозлить наших дядюшек в пиджачках, сидящих в администрации.
– А мне что-то подсказывает, что кое-кто сейчас получит по жопе, потому что Шерлок Холмс говорил: «Элементарно, Ватсон», – а не твоё «Гениально!».
Улыбка мигом появилась на лице Егора – вызванная небольшим удивлением, полная азарта и чуть нахальная. Ветер играл с его тёмно-русыми волосами, и Вика невольно залюбовалась его красотой – простой и непринуждённой, не поддерживаемой тонной косметики и регулярными посещениями салона красоты.