Слияние Граней
Шрифт:
– И как оно, в иерархии?
– Было правильно, делал благое дело. Теперь понимаю, что ничего мы особого не делали, и такое ли оно благое.
– Верно. Все покажет бой, а лишние рассуждения это для бюрократов.
– А если не будет боя?
– Лучшая война та, которой не было. Но у нас она была, Стас, и пришли к нам небесные гости не с пряничками. Вот так.
– Знаю – коснулся виска Стас – Брама поделился, видел его глазами.
– Вот и ладно. Нульт, стало быть, берите. И впрямь Звездочета надо подключать, звездолетом к Альфе долго.
– Все время слышу Альфа, Альфа, а что оно такое? Колония?
– Именно. Первая внеземная колония. Альфа Центавра.
–
– Кто сказал? Была тройная, стала обычная. Бету и ее экзо планету переместили чуток подальше, идентично земле. Но делать такие штуки очень и очень непросто даже синхрам. Но одна голова хорошо, две лучше, а…
– А три змей Горыныч. Кто третий?
– Нравишься ты мне, за словом в карман не лезешь и сразу быка за рога. Третьи - ближайшие соседи по Великому Кольцу.
– Охренительно.
– Аналогично. Все мечтаю, мечтаю, а дел во! – Кречет черканул по горлу – Летите, понимаю, жена там, сам вот недавно.
Дверь распахнулась, влетел ординарец и Кречет прервал его рапорт:
– Сам пойду. Департамент подождет пять минут, не исчезнет.
Выйдя с кабинета буркнул что-то вроде на пять минут и зайдя в лифт набрал верхний этаж.
– Не пойму, отчего Звездочет разворошил это гнездо и преспокойненько улетел? Как думаешь?
– Может решил справимся сами? Вроде как пора. Из первых синхров, на земле нас всего две штуки, ты считай рядом.
– Кто его знает, хотелось бы добром. Ибо духовность не бездействие и сопли, а стальные нервы и светлая голова.
– Почему не горячая?
– Горячая уже была, но это к Феликсу Эдмундовичу, мы не по этой части. Ага, нульт подан, только не ушатайте, черти.
С высоты департамента раскинулась завораживающая панорама. Во все стороны тянулись улицы спицы, в точности повторяя старый форпост путников. Ныне департамент вероятностей и космодром дальних колоний. Далеко на юге отблескивало зеркало моря, извивался серпантин сопок и высился монумент памяти Севастополю. Так уж повелось, на памятных местах быть памяти.
Внешне нульт, сокращенное от нуль транспорт, напоминал глайдер, но выглядел куда внушительнее. Никаких за округлостей и прозрачностей - мощная вороненная броня и странного вида сопла-антенны. Кречет махнул на прощание рукой и ушел завидовать. Монолитная броня распахнулась, приглашая внутрь, и Стас решительно шагнул вперед.
Проведя ладонью по вороненой чуть шершавой обшивке корабля вдруг ощутил реальность этого мира, перевернувшего казалось незыблемую картину мироздания. Он был куда реальнее сменяющегося калейдоскопа вероятностей: приходящих и уходящих, ярких и броских, одинаково иллюзорных. За столько лет не помнил ни одной, которую можно было назвать нет, не благополучной, счастливой. Вероятности подчас схожи, чаще неповторимы каждая по-своему, но, не имея полноты, в равной степени ущербны и несчастны. Этот же мир стоял особняком, отмежевавшись от бесконечной игры вероятностей, возвышаясь нерушимой твердью в океане возможностей, дав вселенским скитальцам надежду на счастье. Не ангельское и божественное, а человеческое, которое не спускалось свыше как дар или заслуга, а отвоевывалось у холодных равнодушных небес. Рубка предстала множеством панелей, мерцающих кнопками-огоньками, узкие кресла, зажатые в броне вырезов-бойниц чуть тусклые обзорные стекла. Если глайдер был возвышенным воздушно утонченным, надежным и простым в управлении гражданским транспортом, то нульт воплощение хищной боевой мощи. Брама обогнул Стаса в узком проходе и усевшись в узкое кресло начал нажимать тумблеры. Увидев на кресле ремни Стас заранее пристегнулся, не ради красоты же их повесили, верно? Нульт был явно рассчитан на ведение боевых действий - коммунизм, пусть даже и космический, далеко не беспечная утопия веры в человечество, а горький опыт знания его худших сторон. Динамик над головами ожил лаконичной тирадой:
– Центральная «Гонцу» - коридор очищен, взлет разрешен. Счастливого пути.
– «Гонец» центральной - спасибо за пожелания.
Нульт вздрогнул, тело вжало в кресло неожиданно тяжелой лапой облачной синевы, с непривычки перед глазами поплыли круги. Рокоча мощными двигателями вороненый корабль медленно и величественно поднимался ввысь, проходя транспортные коридоры на какое-то мгновение завис словно раздумывая, вспыхнул яркой искоркой и исчез.
– Мощно – натужно выдохнул Стас потирая ребра – только зачем так натурально, есть же антигравитация.
– Ради удовольствия – косясь на загибающуюся чашу планеты хмыкнул путник – на антиграве смотришь безучастно на экране, будто и не живешь вовсе, нет ощущения полета. Другое дело, когда тело сливаясь с кораблем рвет оковы притяжения. Вот ради этого, а еще для того что бы пилот помнил и осознавал, нульт боевая машина, а не прогулочный фрегат.
– Думал у вас сплошная идиллия, молочные реки с кисельными берегами и вишни сами в рот падают.
– Неа, человек должен оставаться человеком, держать в гармонии не только эту самую душу и ум, но и тело, иначе ей богу выродимся в большеголовых зеленых полудохликов с мудрыми и грустными глазами. Лично меня устраивает как есть. Коммунизм - это уровень социума, но вовсе не слепая беспечность. Нужно быть наготове, не ожидать неприятностей, а допускать их возможность. Потому есть боевой флот, в котором мужчины не теряют функцию защитника, а подчеркивают ее.
– Вообще-то в мирах иерархии бытует мнение, что агрессия в любом ее проявлении разрушительна.
– Тогда какого фига у них архангельский спецназ? То-то и оно, пусть себе будет, только не лезли бы они в наши людские дела. Ладно, лирика лирикой, а жрать все-равно хочется. Открой отсек рядом с креслом, там бутерброды и кофе.
– Круто, как в лучших авиалиниях галактики. Кстати, долго нам до Альфы пилять, а то сорвались не жравши.
В прозрачной пластиковой упаковке лежали плотно упакованные бутерброды. Стоило их развернуть, как они сами по себе разогрелись, и по рубке совсем не по-уставному запахло колбасой и терпкой горечью кофе.
– Красота – разглядывая шарик Земли и меланхолично пережевывая бутерброд изрек вероятник – у лучистых такого нет, сплошные энерголеты, и пища под стать, высокодуховная, в тюбиках, то есть. Есть можно, но нет вкуса и радости.
– Это верно, зачем зубы если ими не жевать. Выпадут, как пить дать. Какой вкус из тюбика, химия она химия и есть.
– Долго мы будем на орбите торчать – провел взглядом орбитальную станцию вероятник – или это ритуал?
– Дожуем и в путь. Автопилот пока выведет за уровень маршрутных линий, вблизи планет прокол делать опасно.
– А что так?
– Почем я знаю – прихлебывая кофе пожал плечами путник – не я эту штуку придумал. Один раз прыгнул вблизи, Кречет до сих пор обижается. Нульт штука редкая, для экстренных курьерских маршрутов, иначе пилять нам до Альфы и пилять.
Толи аппетит разгулялся, то ли обилие впечатлений, не успели они налюбоваться видами Земли и суету орбитальных верфей на фоне бархатистого космоса с перемигивающейся россыпью непривычно ярких звезд, как автопилот вывел за транспортные границы, и пришлось вторично проверять ремни.