Сломанная роза
Шрифт:
Он уже видел Генриха Боклерка несколько лет назад, и с тех пор тот почти не изменился, разве что чуть погрузнел. В свои тридцать два он выглядел здоровым и сильным, на щеках играл румянец; темные, лоснящиеся кудри по последней моде ниспадали на плечи.
Король улыбался, и его улыбка показалась Галерану искренней. В ней была не столько радость от встречи с подданными, сколько нескрываемый восторг от того, что цель наконец достигнута, он — король Англии, и полмира спешит преклонить пред ним колени и признать его власть.
Чего же ждать от этого
Он ощупал сверток с пальмовыми листьями и осколком камня от Гроба господня и продолжал смотреть по сторонам. Отличить ближащиих сподвижников Генриха от тех, кто приехал отдать ему дань уважения, оказалось нетрудно. Они выделялись среди остальных непринужденностью, менее пышным и ярким платьем, не глядели на монарха во все глаза, но расхаживали по комнате, вступая в беседу то с тем, то с другим.
Галерану подумалось, что, верно, такими и должны быть придворные: верные соратники, связанные со своим предводителем узами клятвы и верности, узами, которые почти невозможно разорвать. Они действовали заодно, жили, пока жив был их господин, и умирали вместе с ним.
Как было заведено в Англии издавна, но потом, с приходом норманнов, как-то забылось.
У Роберта Нормандского был не двор, а скорее сборище фаворитов. В походе Галеран не раз замечал, что фавориты эти готовы перегрызть друг другу глотку за милость господина, но отнюдь не стремились трудиться сообща ради умножения его могущества. Он слышал, что и друзья Рыжего были того же разбора.
И теперь Галеран более чем когда-либо раньше был убежден, что Роберту не суждено вырвать Англию из рук младшего брата.
Его раздумья прервал высокий темноволосый человек примерно одних с ним лет.
— Милорд Галеран Хейвуд?
— К вашим услугам, — кивнул Галеран и представил Рауля.
— Я Фицроджер, — просто отрекомендовался собеседник.
Галерану было знакомо это имя; знал он и о том, какие стальные мышцы скрываются под темным одеянием. Фицроджер был одним из сильнейших турнирных бойцов среди своих ровесников и притом близким товарищем Генриха Боклерка. Он был и телохранителем короля. Обычно в телохранители выбирали самых сильных и ловких, но этот человек обладал недюжинным умом.
О господине судят по его слугам.
Фицроджер был одет с подобающей положению роскошью, но отнюдь не одежда его, а поведение, свидетельствующее о силе телесной и духовной, невольно внушало уважение.
— Лорд Вильям, ваш отец не приехал вместе с вами? Точно в цель.
— Он прибыл с севера вместе с нами, сэр, но близ Уолтхэма занемог и принужден был остаться в аббатстве. Он прибудет, как только силы вернутся к нему.
На миг проницательные зеленые глаза встретились с глазами Галерана, и он уже не сомневался, что Фнцроджер понял истинную причину отсутствия Вильяма Брома. Как это обернется в дальнейшем, что подумают Фицроджер и его господин?
— Короля опечалит эта весть, но он рад видеть здесь вас, милорд. К сожалению, в Лондоне у него столько неотложных дел, что пока путешествие на
Он легко провел Галерана и Рауля сквозь толпу и, казалось, лишь одним взглядом известил Генриха об их присутствии, ибо не сказал ни слова, не коснулся плеча. Генрих все же обернулся к ним.
Он по-прежнему улыбался, но взгляд его был цепким, как у ястреба, и, казалось, пронизывал человека насквозь. Как изнурительно, должно быть, вот так вглядываться день за днем в чужие лица, судить людей, зная, что одно твое слово может осчастливить, а может и низвергнуть человека на самое дно и даже лишить жизни.
Разумеется, у Генриха были приближенные, такие, как Фицроджер, чтобы по едва уловимым знакам прежде него самого решить, опасен ли тот или иной человек. Галеран подумал: не подал ли кто такого знака о нем?
Да, он убил своего брата.
Галеран понял это вдруг, и так остро и отчетливо, что на миг ему стало страшно, не произнес ли он роковых слов вслух, не выдал ли себя выражением лица. Теперь, увидев короля, он больше не сомневался. Угрызения совести не могли помешать Генриху Боклерку взять то, чего он желал.
Как это отразится на решении по его делу?
Галеран и Рауль преклонили колени, но король тут же велел им встать и поцеловал Галерана в щеку.
— Мой дорогой друг! — возгласил Генрих. — Да, я называю вас другом, ибо ваша семья и моя семья связаны дружбой с тех пор, как все мы пришли в Англию.
— Это большая честь для нас, сир.
— Мой добрый Хейвуд! Вы ведь только недавно возвратились из Святой Земли. Как хотелось бы мне тоже поднять меч во славу господа, но, увы…
В действительности Генриху могли помешать разве что недостаток средств да главная, всепоглощающая мечта завладеть Англией. Но этого Галеран говорить не стал, а воспользовался случаем достать привезенные дары.
Генрих собственноручно развернул сверток, и по выступившему на его щеках темному румянцу Галеран понял, что и он верит в таинственную силу даров из Святой Земли. Король благоговейно взял в руки и показал всем и пальмовые листья, и камешек.
— Мы велим изготовить для них ларцы, лорд Галеран, — сказал он. — А вас от всего сердца благодарим за эти бесценные святыни.
Он бережно передал сверток монаху, и Галеран подумал, что хотя бы здесь все идет так, как задумано. Возможно, то добрый знак на будущее?
— А теперь, — продолжал Генрих, отведя его в сторону, — расскажите, что нового на севере. Что слышно о скоттах?
Улыбаясь, он подверг Галерана подробнейшему допросу о положении дел на севере, выказав при том недурную осведомленность.
— Вы знаете, я ведь родом из Йоркшира — сказал он наконец, и Галеран понял, что об этом он говорит часто. Он был прирожденным английским принцем; по праву рождения претендовал на английский престол, но сейчас заговорил об этом не из политических соображений, а движимый искренним чувством.