Сломанные ангелы
Шрифт:
Вордени скрылась в куполе, а я тихо присел, держась в стороне от остальных. Хотелось видеть, как эта женщина будет работать над задачей, немыслимо трудной с точки зрения профессионального ученого. Из люка «Нагини» я время от времени видел мелькавшее в окне купола лицо Тани. Сделать это мог только я – помогала нейрохимия зрения. Глаза Вордени устремлялись то на устройство ввода текста, то на интерфейсы мгновенной памяти. Потом Таня исчезала в глубине помещения, и оставалось любоваться картинкой с хаотично разложенными зарисовками техноглифов. В эти секунды
Волосы она убрала назад – так, чтобы не мешали работать, но пряди время от времени выбивались и падали налицо. Тогда мне не было видно лица Тани. Неожиданно появилось желание подправить ей локоны.
Я наблюдал за работой Вордени и за тем, что делала с ней эта работа.
Сунь с Хансеном работали за выносным пультом управления системами. Сутъяди ни на минуту не оставлял входа в каверну, где трудилась Вордени – независимо от ее присутствия.
Остальная часть нашего экипажа смотрела частично закодированное спутниковое телевещание. В основном смеха ради – пропагандистские каналы кемпистов. Иногда, при очень плохом приеме, переключались на правительственное вещание. Появление самого Кемпа на экране сопровождалось улюлюканьем и издевками. И наоборот, номера Лапинии вызывали радость и дружные аплодисменты. Постепенно реакция аудитории притупилась, а каждому из выступавших с экрана артистов отошла своя доля внимания.
Депре и Крюиксхэнк безудержно хвалили Лапинию, в каком бы сюжете ни появлялась певица, но весь экипаж дружно поносил идеологизированный бред Кемпа, состоявший из поз и демагогии. То, что должно, по идее, зажигать зрителей, провоцировало лишь хохот. Общему веселью поддался даже Сян. По лицу ниндзя несколько раз прошла тень улыбки.
Хэнд наблюдал за океаном, и его внимание в основном привлекал либо юг, либо восток. В какой-то момент, задумавшись, я поднял взгляд к усыпанному яркими звездами небу. Наблюдают ли за нами сверху? И кто?
После двух дней пассивного ожидания наше охранение нанесло удар по колонии нанобов.
Когда сработала батарея ультравибраторов, меня как раз тошнило. Это почти всегда ощущаешь физически – как зуд в костях. Или чувствуешь тупую боль в желудке.
Импульсов было три. Потом наступила тишина.
Вытерев рот, я хлопнул по кнопке удаления мусора и вышел из своего купола на берег. Небо у линии горизонта уже посветлело. В той стороне виднелось лишь смутное марево, шедшее от Заубервилля. Не было ни дыма, ни огней и никаких признаков, говоривших о попадании в боевую технику.
На открытом отовсюду пространстве стояла Крюиксхэнк. Опустив лазерный «Санджет», она всматривалась в горы. Я подошел ближе.
– Ты почувствовал?
– Угу… – Набежала слюна, и пришлось сплюнуть в песок, под ноги. В висках продолжала пульсировать боль, не знаю – то ли от визга ультравибраторов, то ли от резкого пробуждения. – Похоже, отсидеться не удалось.
Она покосилась на меня:
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Ну началось. Только не надо брызгать слюной. Еще пара дней – окажешься на моем месте.
– Спасибо на добром слове.
Еще один, более мощный аккорд ультравибраторов. Дрожь волной прокатилась через внутренности. Хорошо согласованная серия импульсов и раскат отчетливо слышной реакции от встречи залпа с целью. Стиснув зубы, я закрыл глаза.
– Есть накрытие, – сказала Крюиксхэнк. – Первые три – это пристрелочные импульсы. Теперь цель на мушке.
– Отлично.
Вибрация утихла. Наклонившись, я попытался высморкаться, вычищая одну ноздрю от сгустков рвоты. Крюиксхэнк с любопытством следила за моими действиями.
– Что?
– О-о. Извини, – сказала она и отвела взгляд. Прочистив и вторую половину носа, я опять сплюнул и осмотрелся вокруг. Горизонт оставался чистым. В песке, у самых моих ног, виднелись пятна крови и рвоты. Похоже, распадаюсь на части. Хреново.
– А где наш Сутъяди?
Крюиксхэнк махнула рукой в ту сторону, где стояла «Нагини». Под носовой частью штурмовика находилась изогнутая передвижная площадка, на которой я увидел Сутъяди и Хансена. По-видимому, они обсуждали нечто важное, касавшееся вооружения ближнего боя.
Недалеко от корабля на песчаном берегу сидела Амели Вонгсават и наблюдала за дискуссией. Депре, Сунь и Сян либо все еще не вышли из камбуза, либо решили убить время на подсобных работах.
Рассматривая фигуры стоявших на передвижной площадке, Крюиксхэнк ладонью прикрыла глаза от яркого солнца.
– По-моему, наш капитан всерьез полагается на носовую установку. Про это он говорит с первого дня. Смотри, смотри – улыбается.
До площадки я добрался, с большим трудом преодолевая то и дело подступавшую тошноту. Сутъяди, видевший мое приближение, присел на край. Улыбнуться он не посмел.
– Похоже, времени у нас не осталось.
– Не совсем так. Судя по рассказу Хэнда, нанобам требуется эволюционировать несколько дней. Для построения ответа на удар ультравибраторов им осталось около половины пути.
– Будем полагаться на археолога. Возможно, она развивается столь же быстрыми темпами. Вы с ней разговаривали?
– А что, с ней можно разговаривать?
Сутъяди состроил кислую мину. С момента, когда мы узнали о сбросе наносистемы, Вордени окончательно замкнулась. Даже ела механически, без всякого видимого удовольствия. От разговоров она уходила, односложно и зло обрывая любые попытки контакта.
– Хотелось бы получить доклад о состоянии, – сказал Сутъяди.
– Он в процессе.
Я перебрался на другую сторону песчаного пляжа, по дороге обменявшись с Крюиксхэнк замысловатым рукопожатием. Жест, казавшийся рефлекторным, вызвал улыбку у меня самого и отчасти помог избежать нового прилива дурноты. Что-то вроде психотехники Посланников. Рефлекс цепляется за то, что глубоко внутри.
– Поговорим? – спросила Амели Вонгсават, когда я оказался рядом.
– Разумеется. Я вернусь через минуту. Нужно взглянуть, над чем работает наша неутомимая коллега.