Сломанные куклы
Шрифт:
— Не хватало нам еще там ковбойскую перестрелку устроить! И так еле увели свой корабль из-под огня вражеских крейсеров!
Жанка с жалостью смотрела на обоих.
Вадим не унимался, толкая в колено Глеба.
— А как ты разворачивал «Стюардессу» в протоке, помнишь? Чего-то с движком у тебя еще было, да? Глох вроде?
— Да пару раз глох…
— Потом у меня поплыло все вокруг, в мозгах-то, вроде как бы уснул. Очнулся вот, когда этот…
Продолжая смешно морщиться, Назаров медленно повернул голову снова к Глебу и с гордостью посмотрел на него.
— Представляешь, картина — этот вот бугай тащит меня, окровавленного и почти неживого, совершенно так неаккуратно с причала к дежурке. Идет с телом друга на плечах, сам шатается да еще и орет по сторонам!
Глеб Никитин чуть наклонился в сторону, легонько щелкнул притихшую Эмму по носу.
Облизнув пересохшие губы, Назаров продолжал повествовать:
— Мужики тут выскочили, кто был на причалах, а он тащит меня и орет на всех: «Скорую»! Быстро!.. Ментовку вызывайте! Быстро! Всех урою, если не спасете моего славного кореша Назара!» Очки даже мои в траве подобрал, а меня не бросил!
Вадим еще раз вздохнул, улыбнулся и Жанке, и Глебу.
Глеб смущенно отмахнулся:
— Прямо великий и ужасный…
— Ну и что? И великий, и ужасный. Слушай, я так тогда и не вспомнил, тебя же Гудвином еще в школе мы начали называть или это уже потом, в твоей мореходке?
— В мореходке. Я книжку про него наизусть знал. Чуть что — вспоминал при случае. Так и назвали. Потом уже на промысле позывной такой выбрал для переговоров со своими. Чтобы не перепутали.
С одинаково строгими лицами Эмма и Жанка молча участвовали в важном мужском разговоре.
— Послушай, когда я там у тебя на спине отдыхал, а ты орал на наших мужиков, дурная мысль почему-то пришла в меня. Ты так гладко матерился на причале — я и подумал, ведь ты же в школе-то вроде заикался же, да? Комплексовал еще вроде, или я чего путаю, Глеб?
Вадим в полный голос расхохотался и сразу же нехорошо закашлялся.
— …Тут я у него мотаюсь под мышкой, весь такой раненый, а он речугу толкает гладко так, как депутат какой-нибудь важный: порешу, мол, всех, кто на дружбана моего коварно покушался!
Он незаметно покосился на часы, лежащие на тумбочке.
— Проголодался?
— Да нет… Людмила сейчас должна уже прийти.
— Ладно. Пойдем и мы, пока тут айболиты шприцы в тебя втыкать не начали. Сегодня мы с мужиками у Панаса небольшое безобразие устраиваем, завтра с утра я улетаю. Так что, если не удастся еще раз увидеться, держи…
Капитан Глеб встал и бережно пожал высунутую из бинтов ладонь Вадима.
— Без меня ни в коем случае не участвуй ни в каких боевых действиях. Обещаешь?
— Ага, как только махаловка у меня намечается, так я тебе сразу же даю телеграмму! Приезжай, напарник Глеб, будем вместе истреблять негодяев!
— Я серьезно.
— А вот ради нее я не буду себе ничего такого позволять… Иди ко мне, моя маленькая!
Неуклюжий в своих больничных одеждах Вадим привлек Эмму к себе. Она послушно потянулась к отцу, одной ручонкой осторожно обнимая его за перебинтованную шею, другой придерживая падающую с колен книгу.
Жанка встала.
— Куда ты, Жан? Подожди. — Глеб шагнул ей навстречу.
Не вытирая слез, Жанка наклонилась и поцеловала Назарова.
— Нет, я пойду. Прощай, Вадик. Мне уже нужно идти… А вы тут еще… поболтайте.
— Ну ладно… Действительно вам вроде как пора.
Проводив взглядом медленно закрывающуюся створку двери, Назаров облегченно вздохнул, извинительно и близоруко покосился на Глеба.
— Вот это и есть настоящее божественное благолепие… Когда вот Эмка тут, ты; тепло, светло и ничего делать не надо. Сейчас еще Людка бульончика с потрошками принесет, жирненького! — Вадим мечтательно улыбнулся. — Хорошо, когда вы рядом.
— Все! — Глеб, торопясь, задел халатом высокую спинку больничной кровати и решительно вышел из палаты.
Сразу же за ним дверь опять скрипнула. Высунулась мордашка Эммы.
— Дядя Гудвин, а ты к нам еще приедешь?
Из палаты до Глеба донесся хриплый назаровский смех:
— Брысь, сопливая! Выдумала такое, обзываться она еще тут будет на взрослых…
В коридоре Жанна уже окончательно вытирала платком покрасневшее лицо.
— Послушай, а ты что, правда в школе заикался? Не помню, честно… Вот говорил ты действительно тогда вроде как-то странно, другими словами, не как все мальчишки, это помню, а так…
Очень крепко и нежно капитан Глеб обнял ее и зарылся лицом в рыжие волосы.
Обозначая серьезность своих намерений и демонстрируя замечательное расположение духа, Виталик заорал еще с порога:
— Наливай, супруга, щей — я привел товарищей!
— Тихо ты! Соседей не тревожь, шалопут! Проходите, проходите, пожалуйста!
Полненькая и улыбчивая Антонина вытирала руки фартуком.
Сиделось хорошо.
Ни Виталик, ни кто другой не должен был ни увидеть, ни почувствовать, что он волнуется. Поэтому капитан Глеб Никитин опять с самого начала был многословен.
— Слушай, а почему в городе нет джигитов? Сколько мне приходится ездить — везде по России они есть, все больше и больше встречаются, а здесь их как-то и не очень заметно. Просто удивительно.
— Эти ребята сейчас прячутся. — Виталик с заботой помял соль в бумажной пачке и отсыпал немного в синюю пластмассовую баночку. — Года три назад не пройти было из-за них по городу-то, невозможно просто было, понаехало тогда их к нам сюда столько! Потом чего-то в прошлом году местные с ними серьезно поцапались, погоняли, и все, поуспокоились они, сильно на улицы-то и не высовываются. На рынке наших теток с цветами торговать ставят и с виноградом тоже местные в рядах стоят, а самих-то кавказцев и не видно практически. Только за выручкой к вечеру приезжают ненадолго. А так… За городом они все больше сейчас живут. В Кобостове, знаешь, какой поселок эти орлы себе отгрохали! Такие домищи! Откуда только деньги-то у таких безработных берутся?! Да ты же сам помнишь, у нас тут всегда из приезжих-то больше всего всегда цыган было. Таборы по реке постоянно шастали, и на вокзале их было допраха. Цыгане-то у нас как родные уже, привычные. Барон вон ихний на «Лексусе» по администрациям нашим раскатывает, а пацанята его казино в поселке организовали.