Сломанные линии
Шрифт:
Я люблю тебя, малыш. Ты всегда останешься моим Лучиком.
02.13.2011».
Я не дышала, пока читала письмо — пропитанное грустью, болью и любовью. А ещё преданностью. И все эти слова написал Фостер? Мне трудно было в это поверить.
Блядский Фостер, который не может удержать член в штанах, был так сильно влюблён?
Хотя, почему был? Я не сомневалась, что он до сих пор любит эту Софию.
В коробке
Я могла обладать его телом, но его сердце давно отдано другой.
И наконец-то, на самом дне коробки я увидела фотографии. Три фотографии, и на всех была одна и та же девушка — миниатюрная, невысокого роста, с каштановыми кудряшками вокруг лица в форме сердца. Её нельзя было назвать яркой, роковой красавицей — скорее милой, но не это привлекло моё внимание. То, как смотрел на неё юный Кейд, было поразительным. Его глаза лучились безмерной любовью и обожанием. Я никогда не видела у него такого взгляда. Он предназначался только этой девушке.
Каждое фото было подписано на обороте.
«Кейден и София». Также были проставлены даты — самое позднее фото, датированное июнем 2003 года, когда ему ещё не было и восемнадцати.
Неожиданно на меня накатило странное чувство — захотелось спрятать все эти фото и письмо назад в коробку и сделать вид, что я ничего не видела. Ничего нет. Этого прошлого Кейда никогда не существовало.
***
Прежде чем покинуть комнату, я убедилась, что оставила всё, как и было, чтобы Кейд не заподозрил даже, что я копалась в его вещах.
На улице уже вечерело. Без особой надежды ещё раз попыталась дозвониться до Фостера, но телефон по-прежнему был отключён. Я уже оставила ему с десяток голосовых сообщений, что делало меня похожей на сталкера, но мне было плевать. Я просто хотела, чтобы он вернулся живой и невредимый.
В какой-то момент я решила, что мне следует остаться. Буду здесь дожидаться Кейда. Даже если, вернувшись и застав меня в своём доме, он будет недоволен. Я же всё равно не смогу сейчас уснуть. Какая разница, где именно лезть на стенку.
Когда за окном полностью стемнело, я сходила в душ и достала из чемодана пижаму, собираясь лечь в гостевой комнате, в которой уже однажды спала.
Забравшись под одеяло, я начала думать, что, может, мне и не стоило оставаться. Кейд неизвестно когда вернётся, а я тут хозяйничаю.
Почему-то после тех фотографий и письма в меня будто неуверенность вселилась. Как я могла соперничать с кем-то подобным? Мне казалось, что такая любовь, как была у Кейда к Софии, приходит только раз в жизни. Не важно, что тогда они были такими юными, почти детьми.
Разве любовь спрашивает о возрасте? Разве он важен, если чувства есть?
Мне было любопытно, что же случилось. Из-за чего они расстались? Почему Кейд писал все те письма? Что было в остальных конвертах?
Я боролась с желанием пойти и прочитать их все. На каком-то интуитивном уровне чувствовала, что делать этого не надо.
В окно сверкнула молния, и я вздрогнула от неожиданности. Никогда не любила грозу, особенно если оставалась дома одна.
Я поднялась и подошла к окну — на улице усиливался ветер, пригибая ветки деревьев. Вскоре разыгралась самая настоящая буря, с ливнем, шквальным ветром, громом и молниями. Редкое явление для ЛА. Первая гроза за то время, что я жила здесь.
Прошло два часа, а стихия и не думала утихать. Поэтому когда к полуночи хлопнула входная дверь, я подскочила на постели с колотящимся сердцем. Мои нервы и так были натянуты как струны из-за шторма.
В доме была подключена сигнализация, и, если бы это оказались взломщики, она бы сработала. Это должен был быть Кейд. Я очень хотела, чтобы это был он.
Я вышла из комнаты в тот момент, когда он поднимался по лестнице. Увидев меня, парень замер, но ничего не сказав, почти сразу двинулся дальше.
Я жадно смотрела на него, выискивая следы повреждений, но выглядел он нормально, правда промокший насквозь. Фостер казался мрачным и отстранённым, проходя мимо меня в свою комнату.
Я двинулась следом за ним — он должен объяснить, что произошло и почему он отсутствовал эти дни. Казалось, он игнорирует моё присутствие и, сбитая с толку, я неловко замерла на пороге. Фостер расстегнул тёмно-красную толстовку и, не глядя, бросил её на пол. Даже его серая майка была мокрой. Кейд захватил её у себя на спине и, стянув, отправил следом за толстовкой.
Чёрт возьми, он был сердитым, мокрым и теперь уже в одних джинсах — дрожь волной прокатилась по телу, вызывая знакомое желание.
— Мы волновались за тебя, — нарушила гнетущее молчание я.
Фостер бросил на меня короткий взгляд, развернулся и открыл верхний ящик комода, достав сухую майку. Тугие мышцы чётко проступали на его татуированной спине — я с усилием сглотнула подступивший к горлу комок.
— Где ты был? — повысила голос я, задетая тем, что он не обращает внимания на меня.
«А если у Софии? Если он был у неё?»
— Не знал, что женился, — сухим тоном бросил Фостер, двинувшись ко мне. Майку он так и не надел.
Он весь излучал агрессивность. Тело напряжено, тёмные брови сведены вместе, карие глаза смотрят неприветливо. Я отступила, когда поняла, что он не собирается останавливаться.
— Кейд… — предупреждающе произнесла я, кожей чувствуя исходящую от него угрозу. И похоть: чистую, ничем не прикрытую.
Он не собирался меня слушать. Я видела дикую решимость в его взгляде — никакого отступления, никаких отказов. Но я бы могла оказать сопротивление — я бы попыталась — но там, на дне его глаз, в самых потаённых уголках, я разглядела кое-что ещё.