Сломанные побеги
Шрифт:
— А кто о ней знает, кроме меня и вас?
— Никто.
— Никуда я не поеду. Припишем ее показания вам. Ничего особенного она не видела и не слышала, о чем вам могло быть неизвестно. Она же не пострадала. Как насчет медицинского обследования?
— Поздно уже. И стоит ли упоминать об изнасиловании. Что это меняет в сравнении со зверствами, учиненными ими над вашими сослуживцами. Лишних годков им не прибавят, а я буду опозорена на весь город.
— На годки им уже рассчитывать не придется. Поймают и к стенке поставят. Я бы сам согласился взять
— Я с вами солидарна. Моя мама всю жизнь делала людям только добро. Кто дал им право обрывать чужую жизнь. Недавно ей исполнилось сорок шесть лет. Мечтала на моей свадьбе погулять, внуков нянчить… Ладно, не будем терять времени. Приступим к делу.
Они сели за стол, и лейтенант раскрыл свой планшет.
Врач улыбался, а Маше хотелось плакать.
— Поздравляю вас, дорогая. Четырнадцать недель. Поздновато пришли. Неужто симптомов не ощущали?
— Сомневалась до тех пор, пока во время урока не стошнило. Вы уверены, что я беременна?
— Голубушка, я тридцать годочков здесь работаю. Целую армию будущих солдат на белый свет вывел. Мне ли сомневаться.
— Послушайте, доктор. Я не хочу рожать. Можете мне помочь?
Улыбку с добродушного лица седовласого, полного мужчины в белом халате, будто губкой стерли.
— Не шутите так, милочка, — он глянул в медицинскую карточку, — Мария Николаевна. Хочешь жизнь себе поломать?
— Вся жизнь еще впереди, Василий Василич. Мне только двадцать пять. Я не замужем. Беременность не желательна. У меня есть парень. Любит меня. Что я, по-вашему, должна ему сказать?
— Приведи его ко мне, Маша. Я сам с ним поговорю. Тебе нельзя делать аборт. Плеваться медицинскими терминами я не буду. Организм у всех женщин разный. Строение тоже. Сделаешь аборт, — лишишься детей навсегда. Потом до конца дней жалеть будешь, в старости стакан воды никто не подаст. Мужики мрут как мухи. У нас не Япония. Муженек тебя не переживет, даже если моложе на десяток лет будет. Они умеют только губить свое здоровье. Карьера, водка, сигареты, работа на износ. Ты видела мужчин в поликлиниках? Им некогда.
— Вы же лучший врач в городе. Неужели не можете сделать аборт?
— И даже думать об этом забудь. Пойдешь к повитухе, заодно и гроб закажи. Умрешь от кровотечения или от заражения крови. Тебя Бог создал не для абортов. Можно диву даваться, как ты сумела забеременеть. Такие, как ты пороги околачивают, мечтают родить, но безуспешно. Бог дал тебе такое счастье, а ты затоптать его хочешь. Только не с моей помощью. Соучастником убийства быть не хочу. Седины не позволяют. Иди и подумай, как следует. Ко мне придешь на следующей неделе. Без талона. И выкинь дурь из головы. Сходи в церковь, помолись, свечку поставь. Сними грех с души.
— В церковь не хожу. Я учительница.
— Дура ты, а не учительница. В храме тебе учить некого. Там все равны. Ступай.
Маша встала и вышла как побитая собака.
На улице ее поджидал Иван. Сегодня он был в штатском.
— Ты что следишь за мной?
— Не слежу, а беспокоюсь о тебе. Пришел к тебе, а бабушка мне сказала, что ты в больницу поехала.
— А она откуда знает?
— Она все знает. Женщина мудрая. По твоим глазам прочитала.
— Все вы все знаете, одна я ничего не знаю.
— Ты чего, Мария, на меня Полкана спускаешь?
— А то, Ванечка, что замуж я за тебя не пойду. Ребенок у меня будет. Продолжу род бандитов. Рожу монстра с глазами дьявола и он всех нас сожрет.
— Дети монстрами не рождаются и родителей себе не выбирают. Рожай. Я не против.
— Милиционер будет воспитывать бандитского ублюдка.
Какое благородство. Нет, спасибо за заботу, благородный принц. Если уж буду рожать, то сама воспитаю ребенка. Бабушка, дай Бог ей здоровья, поможет. Как-никак Смольный институт благородных девиц закончила, на пяти языках разговаривает, французскую кухню знает, пироги вкусные печет, детей воспитывает лучше любого учителя.
— Но зачем же меня прогонять?
— Это ты сейчас такой благородный, пока молод и влюблен. Пройдут годы, и ты мне этого не простишь. Не дай Бог, мой сын натворит что-нибудь, и ты вспомнишь, что он бандитский отпрыск.
Иван взял Машу за руку, но она резко вырвалась.
— Оставь меня в покое. Никто мне не нужен.
Через пять с небольшим месяцев у Маши родилась девочка и назвали ее Лилией. Так бабушка захотела.
Бог дал здоровья бабушке, и она учила правнучку по всем канонам дворянского воспитания. Мудрая женщина знала ответы на все вопросы.
В первый класс Лиля пошла без удовольствия. Она умела читать, писать, считать, говорила по-французски и по-немецки. В доме так было принято. По субботам мама с прабабушкой говорили по-французски, а по воскресеньям по-немецки. Если ребенок говорил с ними по-русски, они ее не понимали и не слышали. Приходилось учить языки. О школьный программе и говорить не приходилось.
В шесть лет Лиля читала наизусть «Мцыри» Лермонтова и знала все сказки Пушкина. А когда она прочла в классе «Незнакомку» Блока, мать вызвали к директору и тот возмущался и размахивал руками: «Ваш ребенок ищет истину в вине!» Маша получила нагоняй, а Лилю перевели во второй класс, не дав и месяца проучиться в первом.
Бабушка смеялась, а мать расстроилась.
Девочка росла вундеркиндом. Науки ей давались легко, уроки она не делала, а потому получала двойки, которые тут же исправляла на пятерки.
К шестому классу она перестала посещать библиотеку. Там не осталось ничего интересного. Матери пришлось возить дочь па книжную толкучку и покупать редкие книги втридорога, чем она подрывала и без того скудный бюджет. Но чего не сделаешь, чтобы дочь не попала в дурную компанию и сидела дома. Девочка ни с кем не дружила. С подругами скучно, мальчишки дураки.