Сломанный ген

Жесткий осенний ветер хлестал в желтый прямоугольник окна в угловом кабинете последнего этажа флигеля старинного здания клиники. Сыпал мелкий дождик, перемешиваемый порывами ветра и наполнявший уличное пространство плотной взвесью. Заряды жухлых тополиных листьев, мокрых и тяжелых, с регулярностью маятника барабанили в стекло.

Стояла глубокая ночь, больные давно спали, в опустевших врачебных кабинетах было

темно, и только в одном из них продолжал гореть свет. За столом с тяжелой толстой столешницей, поддерживаемой двумя массивными тумбами с выдвижными ящиками, сидел усталый человек в мятом белом халате и, склонив голову к самому столу, что-то быстро писал. Красные от напряженной работы глаза доктора слезились, и он поминутно вытирал их рукавом халата. Справа на столе громоздилась кипа исписанных неразборчивым почерком карточек больных, слева же лежала еще более высокая стопка чистых карточек, которые тоже требовалось заполнить.

Мужчина в белом халате спешил. Завтра к середине дня должна прибыть проверка из головного офиса компании, занимающейся клиническими исследованиями нового препарата, а еще сегодня утром документация по больным, которую будут проверять, сияла девственной чистотой.

Кто ж знал, что испытания лекарства внезапно остановят, а разработку нового революционного препарата свернут на стадии клинических исследований. «Видимо, препарат где-то выдал серьезные побочные действия, – решил доктор, – а может быть, даже и помер кто-нибудь – механизм действия-то новый, не изученный».

С одной стороны, то, что клинические испытания свернули, обидно, но с другой стороны, под это дело можно что угодно предъявить. Ведь за каждого пациента должны заплатить, причем весьма неплохие деньги. Не важно, что выдать препарат успели только трем больным – очень уж заболевание специфическое, но проект закрывают, поэтому сколько пациентов получали лекарство, на самом деле проверять никто не станет, главное – бумаги заполнить как следует.

По этой причине и сидел врач за полночь в опустевшем крыле клиники и строчил что есть силы в бланках карточек больных: «… женщина тридцати семи лет, материально обеспеченная, под влиянием непреодолимой тяги неоднократно совершала кражи мужских вещей в магазинах, кражи носили импульсивный характер, украденные предметы материальной ценности для пациентки не представляли…» Время от времени доктор сверялся с записями в потрепанном блокноте: «… мужчина двадцати двух лет неоднократно брал без спросу малоценные предметы и личные вещи соседей по студенческому общежитию, при этом к своим сокурсникам неприязненных чувств он не испытывал и желания им отомстить не имел, бредовыми и галлюцинаторными расстройствами не страдает…» Карточки пациентов ложились в стопку заполненных одна за одной. «…женщина тридцати шести лет после развода с мужем страдает тревожными расстройствами, регулярно уносила с работы ненужные ей вещи, принадлежащие ее коллегам, после совершения кражи испытывает острое чувство вины, способствующее дальнейшему нарастанию тревоги, по характеру работы имела доступ к крупным суммам наличных денег, однако попыток похитить даже незначительную сумму не предпринимала…»

Доктор пробежал глазами только что заполненную карточку: «… неоднократно угонял припаркованные в собственном дворе автомобили, после чего бросал их, объясняя свое поведение желанием наказать владельцев машин, хотя выбор пациентом автомобилей носил явно случайный характер…» Покачав головой, врач разорвал карточку, выбросив обрывки в мусорную корзину. «Они что, совсем?! Издеваются, что ли?! Кто в этого, прости господи, Юрия Деточкина поверит?» – подумал он, злясь на своих коллег.

К утру требуемое количество карточек было заполнено; доктор, устало потянувшись, встал из-за стола и вымученно улыбнулся от приятного осознания успешно выполненной трудной, но полезной работы. Оставалось только избавиться от излишков препарата, который, согласно документам, якобы был выдан пациентам. Торопясь, пока в клинику не заявится кто-нибудь из страдающих бессонницей сотрудников, человек в белом халате заскочил в процедурную, открыл своим ключом железный шкафчик с лекарствами, побросал упаковки с таблетками в полиэтиленовый пакет и вернулся к себе в кабинет. Прижимая к груди коробки с лекарствами, доктор с сомнением посмотрел по сторонам, потом принял решение и, подставив лестницу-стремянку, дотянулся до верхнего ящика уходящего под потолок шкафа внушительных размеров. За квадратной дверцей ящика оказались сваленные в кучу и покрытые пылью папки, а также всякий ненужный хлам. Засунув картонки с лекарством в самый дальний угол верхнего отделения шкафа, доктор с чувством выполненного долга направился в сторону ординаторской.

Теперь можно было расслабиться – к проверке все было готово, но отдохнуть доктору так и не пришлось: начался обычный рабочий день лечащего врача в клинике.

Проверка результатов клинических исследований прошла успешно и, на удивление, быстро. Высокая и одновременно невзрачная женщина в очках и в дорогом костюме, но с копеечным клеенчатым портфельчиком с логотипом фармацевтической компании в руках, стремительно появилась в клинике, мельком просмотрела карточки, забрала остатки лекарства, заставила доктора расписаться в журнале и стремглав убежала. На том проект был закончен. Документы по клиническим испытаниям препарата осели в каком-то архиве, а результаты неоконченных исследований уже никого не интересовали.

Ответственного за исследования этого чудесного лекарства доктора, да и почти всех врачей на отделении, такой результат более чем устраивал. Дело в том, что большинство из почти четырех десятков пациентов, якобы участвующих в исследовании, были «липовыми». Их не существовало в природе. Больных, симптомы их заболеваний, клиническую картину, результаты анализов, исследований и тестов выдумали сам доктор и его коллеги-врачи, участвующие в клинических испытаниях. Поступили они таким образом только потому, что проект внезапно закрыли, а терять деньги никто не хотел, благо «мертвые души» на результаты исследования уже никак не повлияют.

Кроме того, само лекарство было разработано для лечения болезни весьма своеобразной, хотя и не такой уж редкой. Новый препарат предназначался для лечения не особо тяжелого, но довольно пикантного заболевания: клептомании. Болезнь эта, при всей ее кажущейся несерьезности, доставляет больным существенные проблемы. И даже не столько самим больным, сколько окружающим. Подверженные клептомании люди страдают чрезвычайно, оказываясь практически в социальной изоляции, тем более что, как правило, эти больные относительно благополучны в повседневной жизни. Причины и механизмы развития расстройства влечений, называемого клептоманией, до конца не выяснены, а лекарственная терапия до недавнего времени сводилась к приему антидепрессантов.

И тут вдруг появляется новое лекарство, способное удивительным образом исключить из симптомов клептомании самую существенную их часть: больной перестает испытывать ощущение удовольствия и общей удовлетворенности от совершенной кражи; не наступает и привычное для клептоманов расслабление после воровства. Благодаря этому со временем пропадает и желание совершать кражи. Препарат, названный «Клептерин», способный таким образом лечить клептоманию, стал поистине революционным! Он был разработан довольно известной фармацевтической компанией и благополучно вышел на стадию клинических испытаний.

И вот здесь возникли проблемы. Оказалось, что найти пациентов для участия в этих самых клинических испытаниях чрезвычайно трудно. Большинство страдающих клептоманией считали позорным поразивший их недуг и ни в коем случае не хотели, чтобы кто-нибудь узнал об этой болезни. Добавляло трудностей и, мягко говоря, неоднозначное отношение общества к столь специфическому заболеванию. При такой ситуации больные клептоманией даже к врачу обращаться не хотели, не говоря уж о том, чтобы лечь в клинику. Тем более никто из страдающих этой болезнью – людей, по большей части социально адаптированных, – не хотел принимать участие в клинических испытаниях, где за больными будут пристально наблюдать, да еще и заполнять при этом кучу бумажек, которые потом уходят неизвестно куда.