Сломавшийся мундштук
Шрифт:
Мне надо было как-нибудь выпутываться из этой истории. К счастью, туман в моей голове, вызванный мараскином старого Хозе, успел уже рассеяться, и я начал соображать, в чем дело. Кобыла моя прибежала к себе домой. Это было ясно. Не менее ясно было и то, что старый господин с седыми усами и густыми черными бровями был не кто иной, как дон Мигуэль Кастро. Да, кобыла подвела меня! Как же мне теперь выпутаться?
Признаться во всем, надеясь на благородство ее владельца? Но ранчеро (работники на ранчо), столпившиеся
Покуда эти мысли проносились у меня в голове, мужчины, предводительствуемые хозяином, приблизились к кобыле, на которой я все еще продолжал восседать. Сначала они по-видимому, опасались, как бы вслед за мной не прискакал отряд техасских стрелков. Но теперь, успокоенные, очевидно, уверениями ранчеро, что я ехал один, они окружили меня. Лица у них были строгие и возмущенные.
Надо было торопиться. Я спокойно слез с лошади, и, приняв самый невозмутимый вид, подошел к старику и вежливо поклонился ему.
– Дон Мигуэль Кастро, если не ошибаюсь?
– Вы не ошибаетесь, сеньор, - сердито ответил он.
– Эта кобыла принадлежит вам?
– Да, сеньор.
Тон был все еще весьма грозный.
– Ее недавно украли у вас?
– Да, сеньор.
– Ее увел техасский стрелок?
– Ее увел гнусный вор, - злобно ответил мексиканец.
При этом лица присутствующих приняли еще более грозное выражение.
– Да, его никто не назовет честным человеком, - ответил я с улыбкой.
– У вас есть управляющий, - продолжал я, - который на днях был в Мексике и узнал эту кобылу?
– Да, сеньор.
– Я купил ее у техасского стрелка, который обманул меня относительно ее происхождения.
– Мне все это известно, - тотчас же сказал старик.
– Я сказал вашему управляющему, так как он был мне лично неизвестен, что я не отдам кобылу, покуда он не подаст жалобу главнокомандующему или покуда я не буду иметь чести переговорить лично с вами об этом деле.
– Что же дальше?
– Я ехал мимо с товарищами, но затем отделился от них и свернул на дорогу, ведущую в вашу гасиенду. Прошу только извинить меня за стремительность, с которой я влетел к вам во двор. Как вы видите, мундштук у меня сломался, а кобыла, почувствовав близость дома, обрадовалась и понесла.
Разумеется, я чуточку приврал, но я, признаться, чувствовал, что мне грозит серьезная опасность. Эти люди не задумались бы над тем, чтобы убить меня. В этой местности недавно стояли техасцы, - как раз в то время, когда кобыла была уведена. Кроме того, они убили несколько мексиканцев. Местные жители были поэтому чрезвычайно возбуждены против наших
Дон Мигуэль стоял и с недоумением глядел на меня.
– Итак, вы утверждаете, что эта лошадь принадлежит вам?
– снова заговорил я.
– Да, сеньор, это моя лошадь.
– Будьте добры, прикажите вашему конюху расседлать ее.
Он тотчас отдал, приказание.
– Не будете ли вы так любезны сохранить седло и уздечку, пока я за ними не пришлю?
Физиономия дона прояснилась.
– Разумеется, сеньор, - ответил он.
– А теперь я попрошу вас написать мне удостоверение о том, что ваша кобыла вам возвращена. Это мне необходимо для того, чтобы я мог потребовать обратно деньги, которые я за нее заплатил.
Дон и вся прочая компания были совершенно ошеломлены моим "необыкновенным великодушием". Лица у всех прояснились, ранчеро ушли, и минут через пять я уже сидел за столом в столовой, окруженный семейством Кастро. Все были чрезвычайно любезны со мной, включая и молодую красавицу, которая оказалась истинной владелицей лошади. Счастье мое, что наш полк не стоял поблизости от гасиенды: иначе я, наверное, потерял бы еще что-то другое, кроме кобылы. А это грозило значительно более тяжкими последствиями... Но я знал, что никогда больше не увижу юную красавицу, и это помогло мне уйти невредимым из-под огня ее прелестных черных глаз. Быть может, эта бесчувственность была вызвана еще отчасти и тем, что дон Мигуэль достал из своего погреба бутылку какого-то необыкновенного вина.
Не могу подробно рассказать, как я уехал из гасиенды. Смутно помню, что меня посадили в какой-то желтый экипаж и что я ехал по очень гладкой дороге. Помню еще, что навстречу мне попался отряд солдат, которые сказали, что их послали искать меня. Больше я ничего уже не помню.
Два дня спустя я отправился разыскивать моего техасского стрелка, но узнал, к своему огорчению, что он уже покинул Мексику. Его рота послана была сопровождать и охранять поезд, шедший в Вера-Круц. Там ее должны были расформировать и отправить солдат по домам. Я был убежден, что мои двести пятьдесят долларов пропали. Но я ошибся.
В июне 1848 года я случайно встретился с моим техасцем в лагере в Энсерро. Он был тогда без гроша - его основательно обчистили танцовщицы фанданго в Халапе. Должен отдать ему справедливость, что он, однако, сделал все возможное, чтобы компенсировать мою потерю. Он зашел за палатки и вскоре привел красавца рыжего коня, которого и передал мне, добавив:
– Во всем лагере такого коня не найдете. Говорю вам, капитан, та кобыла ничего не стоит по сравнению с ним!