Сломленные
Шрифт:
Она хмурится.
— Не сказала бы. Зачем?
— Господи, воспользуйся подсказкой.
— Ой. Ты хочешь, чтобы я оставила тебя в твоей задумчивости.
— В точку.
Она тут же останавливается и поворачивается так, что оказывается спиной прямо к дому.
— Прекрасно. Попытаюсь освоить твой приём с дыханием на обратном пути. Завтра в то же время?
— Нет. Найди другое время для пробежек.
— Мне платят за то, чтобы я поддерживала твою компанию, ты же знаешь.
— Хорошо, только делай это тихо. И издалека.
Она
— Так обескураживает, что никто из твоих других компаньонов не продержался дольше двух недель. Невероятно обескураживает, скажу я тебе.
— Прощай, Миддлтон, — отзываюсь я, указав тростью на дом.
— Увидимся, Лэнгдон, — говорит она, сдвинувшись с места в обратном направлении, всё так же оставаясь лицом ко мне. — Может, проведём ещё одну небольшую викторинку утром? В обмен на твои непрошеные советы по правильному дыханию?
— Нет, благодарю.
Она игнорирует меня и кивает на трость.
— А это? Только для вида. Ты ни разу за всё это время не воспользовался ею, чтобы поддержать свой вес.
Я открываю рот, чтобы ответить, но вместо этого у меня слегка отвисает челюсть, когда до меня доходит.
Она права.
Я ни разу даже и не подумал о своей ноге. Или о шрамах.
Она уже трусцой убегает от меня, а всё ещё стою на месте, несколько минут наблюдая за ней, пока она не исчезает за поворотом. А затем продолжаю свою прогулку, убеждая себя, что рад вернуться к своему уединению.
И если и есть где-то слабое затаённое чувство одиночества, то я его не замечаю.
Глава девятая
Оливия
Приняв душ, я отправляюсь на поиски Пола.
Его нет ни в библиотеке, ни на кухне. Преодолев пол лестницы, я слышу тяжёлую, драйвовую музыку, доносящуюся со стороны его спальни. Я не росла с братом (или с сестрой, если уж на то пошло), но знаю наверняка, что все эти пугающие звуки, которые издавала гитара, были зашифрованным предостережением этого пижона: «Держись, чёрт возьми, подальше».
Меня оно устраивает.
Не думаю, что наша встреча может быть ещё более странной после поцелуя в библиотеке прошлым вечером или же нашей неожиданной предрассветной прогулки/пробежки, где мы на какую-то долю секунды практически нашли точки соприкосновения, пока он снова не начал вести себя, как козёл.
Вернувшись в комнату, я проверяю свою почту, игнорируя все сообщения, кроме того, что было прислано от Гарри Лэнгдона. Кликаю по «Ответить» и принимаюсь выдавать бредни о том, что «Мы с Полом отлично поладим!»
Я не могу сказать ему правду о том, что не знаю, как пережить следующие три месяца рядом с его восхитительным измученным сыном.
А потом, не имея ни малейшего понятия о своих обязанностях, я занимаю себя небольшой экскурсией по владениям Лэнгдона.
Утром комплекс выглядит таким же огромным и впечатляющим, как и в сумерках,
В особенности угнетает тренажёрный зал. Он оснащён достаточным количеством оборудования, чтобы занять целую футбольную команду, что выглядит немного пафосно, учитывая, что здесь им пользуется всего один человек, и то, если вспомнить письма Гарри Лэнгдона, Пол занимается только верхней частью своего тела, а не ногой, которая так остро нуждается в восстановлении.
Впрочем… я не лгала, когда отметила этим утром, что ему, похоже, не нужна трость. Честно говоря, мои познания в психологии ограничиваются одним занятием на первом году обучения в университете, но я бы поставила серьёзную сумму на то, что проблема Пола кроется скорее в голове, чем в ноге. И подозреваю, где-то в глубине души он тоже это знает.
Вот, почему он меня избегает.
Он не пытается прогнать меня той пафосной враждебностью, выказанной им вчера, но, разумеется, он меня и не ищет. Я разочарована, но не удивлена. В конце концов, он ясно дал понять, что всё во мне выводит его из себя. Мой характер, моя техника бега, мои розовые кроссовки…
Позднее Линди просит меня отнести Полу обед, — домашний минестроне и бутерброд с ветчиной — но когда я прихожу в кабинет, то комната всё ещё пуста. Хотя на столе стоит стакан с каким-то алкогольным напитком коричневатого цвета, которого, как я знаю, раньше там не было. Что ж, очевидно, он больше не запирается в своей комнате.
М-да. Наверняка меня избегает. Я забираю с подноса, стоящего на столе, стакан со спиртным. Меня не отнесёшь к убеждённым трезвенникам, но последнее, что нужно этому парню, — напиваться средь бела дня. Вернувшись на кухню, я выливаю алкоголь в раковину, извращённо надеясь на то, что пустила по ветру что-то очень дорогое.
Ближайшую пару часов я провожу в своей комнате. Звоню маме и выдаю ей блестящую полуправдивую версию моего первого дня. Затем набираю Беллу, и, хотя и рассказываю ей о том, что Пол не только моложе, чем ожидалось, но и до смешного сексуален (привилегия лучшей подруги — я не могу не сказать ей), я резко останавливаюсь на той части, где он одновременно и притягивает меня, и приводит в дичайший ужас. Разумеется, о поцелуе я тоже умалчиваю.
Потом убиваю столько времени, сколько могу, проверяя всевозможные социальные сети и затрачивая лишние несколько минут на изучение новых фотографий Итана и Стефани только лишь для того, чтобы наказать себя.
Широкая улыбка на лице моего бывшего, когда он смотрит на стройную брюнетку, отдаётся лёгким ощущением поворачивающегося в груди ножа. Он и на меня так смотрел. А смотрел ли? Уф. А что, если не смотрел? Что, если никто больше и не посмотрит?