Сломленные
Шрифт:
Сон не приходит.
Ещё долгое время.
Глава двенадцатая
Пол
На следующее утро Оливия не выходит на пробежку.
Неужели она уехала?
Нет. Пока ещё нет. Я бы услышал, как Мик выгоняет машину, и грохот чемодана по ступеням.
Но она может собирать чемоданы прямо сейчас.
Эта мысль наполняет меня… чем же?
Мне следует быть довольным.
Избавиться от неё — эту цель я преследовал
И всё было бы прекрасно, если бы она оттолкнула меня, вцепилась ногтями в лицо или даже ударила, потому что именно на это я и рассчитывал. Но она ответила. Ответила так, будто была создана для меня.
Мой поступок слишком гнусный.
Мне хотелось лишь обнять её, уложить на кровать и просто побыть с другим человеком, и исключительно по этой причине я повёл себя жестоко. Жестоко даже по моим стандартам, поэтому я не понимаю, что довлело надо мной больше. Какая-то часть меня мучается от чувства вины. Другая же понимает, что Оливии лучше узнать сейчас, какое я чудовище.
Но не только это тревожит меня с прошлой ночи.
В те первые мгновения после того, как я отстранился, намеренно унизив её, она разозлилась и удивилась, проявив ту реакцию, какую и должна была. Но в следующее мгновение произошло кое-что ещё, что вывело меня из себя: смирение. В считанные секунды сердитый, порождённый предательством блеск погас в её глазах, и она просто осталась стоять там, принимая то, что я сделал так, будто она этого заслуживала.
Может, я и не знаю Оливию Миддлтон как следует — ну, ладно, я вообще её не знаю, — но мне известно, что она достойна большего, если сравнивать с тем, что она получила от меня прошлой ночью.
Раздаётся тихий стук в дверь, и я ненавижу, как в ожидании вскидывается моя голова, а сердце, кажется, начинает биться чуточку быстрее.
Но потом я вспоминаю: Оливия не стучится. Это Линди.
— Ты выглядишь усталым, — ворчит Линди, опуская на стол поднос с моим обедом.
— Угу, — я зарываюсь глазами в основание ладоней. — Бурная ночка.
Она кивает.
— Как и у Оливии. Она рано встала, но я отправила её обратно в постель. Девочка выглядела так, будто всю ночь не смыкала глаз.
Я останавливаю себя прежде, чем успеваю выпросить подробности. Она рассказала Линди о случившемся? Я тщательно всматриваюсь в знакомые черты лица домоправительницы, выискивая любую зацепку, но Линди спокойна и бесстрастна, впрочем, как и всегда. Мне нравится это в ней. Она входит в число тех немногих людей, что смогли разгадать, как находиться здесь, чтобы удовлетворять мои потребности, не изображая из себя при этом грёбаный таран. Слышишь, пап? И все вы, врачи и психиатры, несущие бред о том, что ПТСР
Но на какой-то крошечный миг мне хочется, чтобы она спросила. Хочется, чтобы хоть кто-нибудь спросил о том, что случилось. Спросил о том, как я. Спросил что-то кроме пресного: «Что-нибудь ещё?»
Да, чёрт возьми, мне нужен кто-то. Мне нужен кто-то неравнодушный.
— Сегодня ты не пьёшь, — произносит Линди, разглядывая мою кофейную кружку.
Я вскидываю брови, будто бы спрашивая: «И?»
В ответ она пожимает плечами.
— Я отпросилась у твоего отца на выходные. До них ещё пару недель, но я предупреждаю тебя заранее.
— Отлично, — бормочу я, испытывая облегчение оттого, что она не стала развивать тему моего пьянства. Я говорил себе, что всё утро откладываю виски из-за головной боли. А вовсе не из-за того, что одна всем известная зеленоглазая девушка слишком хорошо вдолбила мне, что я употребляю алкоголь по совсем неправильным причинам.
— Мик тоже взял отгулы, — оповещает Линди, направляясь к двери. — Мы едем в Портленд на небольшой отпуск. Твой отец предложил поселить нас в отеле. Думаю, мы сходим в кино. И, для разнообразия, кто-нибудь другой приготовит мне еду.
Погодите-ка, что? Мой отец даёт своим работникам бесплатный отпуск? И двое из них отправляются в него вместе? Я пытаюсь вспомнить все те разы, когда видел Мика и Линди вместе. Довольно редко, но тогда я считал обязательным игнорировать всех и вся так часто, как только мог. А они… понимаете? Для них же лучше, если это так. Кому-то же, по крайней мере, должно повезти с сексом.
— Круто, — отзываюсь я.
Линди поджимает губы.
— С тобой всё будет хорошо. Что касается еды и лекарств. То есть, это будет не моя стряпня, однако…
Технически она разговаривает со мной, но по её тону я понимаю, что она пытается убедить саму себя в том, что не оставляет меня.
Я бросаю на неё взгляд:
— Ты вообще имеешь хоть какое-то представление о том, как в Афганистане кормят солдат? Со мной всё будет прекрасно.
— По словам Оливии, она хорошо управляется на кухне, — отвечает Линди, будто не слушая меня. — Уверена, на омлете и поджаренном сыре ты протянешь, или что там ещё у неё в репертуаре.
Оливия.
Я и Оливия.
Одни. В доме.
Оливия в крошечной пижаме, с маленькой грудью и длинными, подтянутыми ногами.
Оливия с её «не шути со мной» зелёными глазами и губами, вкус которых лучше самого дорогого продаваемого скотча.
Я этого не переживу.
— Хорошо, как скажешь, — бормочу я.
Одним глазом я продолжаю поглядывать на дверь, пока ем, почти надеясь, что Оливия ворвётся ко мне с той книжкой про Эндрю Джексона, в которой она прочла где-то около двух страниц, настаивая на том, чтобы мы разделили трапезу. Но дверь остаётся закрытой. Дом всё так же тих.