Сломленные
Шрифт:
После ленча я пытаюсь сосредоточиться на чтении, но у меня не выходит. Вместо этого я иду в тренажёрный зал. По утрам я обычно посещаю его первым делом после прогулки вокруг залива и перед принятием душа, но нынешним утром мне не хватило на это сил. Только не после прошедшей ночи.
Тренажёрный зал, по общему признанию, несуразный. Он огромен по нормальным стандартам, но, если учесть, что им пользуется лишь один человек, выглядит это совершенно нелепо. Мик и Линди тоже могут им пользоваться, однако их нельзя причислить к фитнес-любителям. Остаюсь только я.
Я
По какой-то причине сегодня я не могу перестать думать о своей ноге, прекрасно понимая, что она будет становиться всё слабее. Я сохраняю её в рабочем состоянии, совершая ежедневные прогулки. Я же не совсем идиот. Меня не купишь всей этой хренью, связанной с физической терапией, но я знаю, что неиспользование конечностей приводит к атрофии, и всё такое. Однако я провожу границу для нижней части своего тела, даже для здоровой ноги. Слишком уж сильное это напоминание о том, где я был и где больше никогда не буду. Никаких приседаний. Никаких поднятий. Никаких жимов ногами…
Я отпихиваю мысли в сторону и, прохрипев в последний раз, заканчиваю подходы жимов лёжа. Я лежу на скамейке с тяжело вздымающейся грудью.
— Ты накачаешь себе чудовищные пропорции, если продолжишь в том же духе.
Голос звучит неожиданно, и я так быстро сажусь, что едва не ударяюсь головой об штангу.
Оливия.
На ней спортивный лифчик и подобранные под него спортивные шорты… подождите-подождите… розового цвета. В руке зажат айпод, а под под мышкой бутылка воды. Очевидно же, что она здесь, чтобы заняться собой, а не из-за слежки за мной. Вероятно, это можно понять по тому, как она выглядит. Её сексуально тело очень хорошо проработано.
Она идёт ко мне, и, несмотря на то, что её хвостик так же задорен, как и всегда, под её глазами проглядываются тени, а выражение лица более закрытое, чем было вчера. Она выстраивает преграды между нами, держит меня на расстоянии.
Я ощущаю вспышку сожаления, даже когда мысленно поздравляю её. И себя. Миссия выполнена, мудак.
— Ты станешь непропорциональным, — повторяет она. — Сверху громоздкий и несуразный, а снизу — тощий.
— Я не тощий, — тут же отвечаю я. Почему мы говорим об этом, а не о прошлой ночи?
Приблизившись, она протягивает руку и теребит ткань моих штанов. Она поднимает бровь.
— Неужели? Когда ты в последний раз носил шорты?
Я вскидываю брови в ответ.
— Ты же видела меня в боксёрах прошлой ночью. Разве то, что ты увидела, было тощим?
Она отдёргивает свою руку назад.
— Мы говорим не о прошлой ночи.
— Я думал, что теперь-то ты вернёшься в Нью-Йорк. Или, по крайней мере, потребуешь извинений.
Её выражение лица ничуть не меняется.
—
Её неэмоциональная реакция на прошлую ночь бесит меня. Она должна требовать извинений — какого чёрта с ней не так, раз она этого не делает? Что же разочаровывает даже больше… почему мне самому хочется принести ей эти извинения?
— Когда ты в последний раз вообще хоть как-то занимался нижней частью тела? — интересуется она, безразличная к моему внутреннему смятению.
Я вырываю у неё бутылку с водой и делаю длинный глоток, изучая девушку.
— Не твоё дело.
Она притворяется, словно раздумывает над моими словами.
— Ой, подожди-ка секунду, вообще-то, это моё дело. Если хочешь, я могу зачитать тебе свои обязанности. Там чётко сказано…
— Уверен, что так и есть, — прерываю я. — Но ты можешь пропустить этот пункт и вычеркнуть ту часть, где упоминается физическая подготовка, потому что я не собираюсь этим заниматься.
— Десять поднятий ног, — говорит она спокойно, игнорируя меня.
— Что? — спрашиваю я раздражённо, поднимаясь в стоячее положение. — Ни за что.
— Мы можем начать с лёгкого. Никаких утяжелителей.
— Я возвращаюсь домой, — ворчу я, наклонившись за полотенцем.
Она становится передо мной.
— Пять. Поднятий ног.
Я закатываю глаза.
— Из тебя ужасный переговорщик. Слишком быстро снижаешь ставку, даже раньше, чем тебе предложат заманчивую награду.
— Я спорю с тобой не ради удовольствия. Просто пытаюсь делать свою работу, — она опускает руки на бёдра. Это напоминает мне о том, что мои руки не так давно лежали на том же самом месте. И о том, как мне хочется вновь вернуть их туда.
С трудом я отрываю глаза от манящих точек на её бедренной кости.
— Почему это твоя работа? — интересуюсь я.
Она слегка дёргает плечами, защищаясь. Интересненько.
— Что?
— Почему ты выбрала работой уговаривать меня на то, чтобы я занялся своей дерьмовой ногой? Моя небольшая разведочная вылазка поведала, что ты училась на маркетолога. Разве папочка не хотел, чтобы ты вступила в прибыльный семейный бизнес?
Её глаза упархивают от моих.
— Конечно. Таков и был первоначальный план.
— Что изменилось? — спрашиваю я, с удивлением осознавая, что искренне заинтересован.
— Жизнь, — огрызается она. — И мы говорим не обо мне.
— Очевидно ведь, что о тебе, — возражаю я, делая ещё один глоток её воды.
Она размыкает губы, наверное, чтобы сказать мне отвалить, но потом, похоже, передумывает. Она наклоняет голову, и я тут же понимаю в чём именно подставился.
— Один вопрос за десять поднятий ног.
— Не-а, — отзываюсь я, уже отвернувшись. — Ни за что.