Слова, которые ранят, слова, которые исцеляют. Как разумно и мудро подбирать слова
Шрифт:
Существуют ли отличия в этике доверительных отношений духовник-прихожанин? Например в католицизме есть правило, запрещающее раскрывать тайну исповеди, даже если под угрозу ставится чья-то жизнь.
Не удивительно, что столь непреклонная позиция может привести к значительным нравственным затруднениям. В классическом фильме Альфреда Хичкока «Я исповедуюсь» человек кается перед священником в убийстве, а затем подбрасывает тому косвенные улики. И хотя священнику известна личность убийцы, он не считает себя вправе рассказать об этом полиции, несмотря на то, что сам стал главным подозреваемым, и то, что потом, в ходе досконального и подлого полицейского расследования, была разрушена репутация невинной женщины. [42]
42
В конце фильма присяжные признали священника не виновным, хотя весь город считал, что его вина в этом есть. Жена убийцы, шокированная жестокостью, проявленной горожанами к священнику, сболтнула, что знает о его невиновности.
Схожая дилемма легла в основу сюжета детективного романа отца Вильяма Кензла «Четки убийства», ставшего бестселлером. В нем серийный убийца признается священнику в своем преступлении и рассказывает ему о мотивах, побуждавших его. [43] В отличие от своего аналога из фильма «Я исповедуюсь», здесь священник не знает о личности исповедующегося. Но он также знает, что католические нормы запрещают ему сообщать об исповеди, или о ее деталях, в полицию, чтобы помочь им разыскать убийцу. После мучительных духовных исканий – мысль о смерти невинных людей не давала ему покоя – он решает: «Даже если ради сохранения тайны [исповеди] священнику придется пожертвовать своей жизнью, или иной безвинной жизнью, это все не стоит того, чтобы нарушить тайну». [44]
43
Косвенно указывая на тайну исповеди, убийца говорит священнику, Отцу Кеслеру: «Мне надо рассказать кому-то. Кому-то, кто не может рассказать кому-то еще». См. Вильям Х. Кензл, «Четки убийства» (New York: Random House, paperback, 1985), стр. 175. Отец Кеслер чувствует потребность спасти самого преступника, но не пользуясь сведениями, полученными в ходе исповеди. К сожалению, прежде чем ему это удалось, погибло больше невинных людей. Этих жертв можно было бы не допустить, раскрой он то, что узнал на исповеди.
44
Там же, стр. 176.
Иудейский закон не столь категоричен. Имеется судебный прецедент с делом о конфиденциальности принципа духовник-прихожанин, произошедший в 1979 году в Нью-Йорке, когда беременной Мириам Д. нанесли четырнадцать ножевых ранений, в результате которых она скончалась, а ее ребенок, за жизнь которого боролись врачи, умер через три часа. Позднее муж убитой женщины обратился за советом к известному ученому раввину, признавшись, что его постоянно преследует мысль о смерти его жены, что, возможно, это он убил ее, хотя он не был уверен, было ли убийство, всплывающее у него в уме воспоминанием о реальном событии или сне.
После встречи с мужем и сверки с соответствующими иудейскими источниками, раввин пошел в полицию. Расследование показало, что муж имел крупные долги (и проходил по делу об убийстве торговца алмазами) и незадолго до убийства жены застраховал ее на крупную сумму. После ареста мужа, раввин проходил по делу в качестве свидетеля, а в мае 1980 года того человека осудили за убийство своей жены.
Тогда некоторые представители иудейского сообщества сочли, что раввин нарушил своим поступком принятые нормы и должен был, по крайней мере, поставить в известность убийцу, предупредив, что раскрытая им информация не будет держаться в тайне. Это возражение выглядит необоснованным, учитывая жестокость мужа и естественный страх раввина перед тем, что может случиться, если он сохранит весь этот ужас в тайне.
Важный библейский принцип гласит: «Не стой в стороне, когда проливают кровь ближнего твоего» (Левит 19:16), что в иудействе понимают как указание не отказывать в помощи или информации, которая определяет для другого жизнь или смерть. При всей важности конфиденциальности, она не должна ставиться выше спасения жизни другого или предания убийцы в руки правосудия.
При том, что, как правило, каждый имеет право ожидать, что врач, психолог, духовник или адвокат будут хранить полученную информацию в тайне, эта норма может быть нарушена, если речь идет о гораздо большей ценности, – спасении невинной жизни.
5. Неприкосновенность частной жизни и публичные фигуры
До сих пор речь шла об уважении права обычных людей на неприкосновенность их частной жизни. А как быть с теми, кто занимает видное общественное положение, особенно с теми, кому мы доверили встать во главе нас? Являются ли они неким исключением, или же мы должны строить свои отношения с ними на основе тех же нравственных критериев?
Многие журналисты рассматривают публичных фигур в качестве отдельной категории граждан. Как выразился Говард Симонс, ответственный редактор «The Washington Post» и известный сторонник подобного мнения: «Не думаю, что кто-либо из политиков США должен иметь личную жизнь». [45]
45
Стэфэн Бэйтс, «Если нет новостей – распространяй слухи: случаи из американской журналистики» (New York: Henry Holt, 1989), стр. 150. Книга Бэйтса – уникальный сборник нескольких сотен историй, многие из которых в деталях отражают безответственность и безнравственность журналистики.
Разделяющие это мнение утверждают: то чем занимается человек, может дать важную информацию о его личных качествах, а потому избиратели имеют право знать о них все. Данное убеждение сейчас настолько укоренилось в мышлении американцев, что большинство из них редко задается вопросом, насколько нравственны и/или целесообразны заявления, что всякий, кто становится публичной фигурой, теряет право на защиту своей личной жизни от общественного наблюдения.
Но насколько морально оправдано отказывать кому бы то ни было, в том числе и человеку, занимающемуся общественной деятельностью, в праве на неприкосновенность личной жизни, где он может не опасаться, что его поступки станут достоянием широкой общественности?
Я убежден, что ответ здесь должен быть отрицательным и что лишение публичных фигур личной жизни не имеет под собой моральных оправданий. Дэвид Нуберг, будучи профессором философии, написал в «Глянцевой истине»: «Жить без права на личную жизнь – немыслимо. Как сможем мы иметь интимные отношения? Как найдем возможность над чем-то подумать или что-то осмыслить? Написать стихи, сделать запись в дневнике … да просто сходить в туалет или помыться, иногда столь неловко себя при этом чувствуя? …Вежливость также требует обладания правом на частную жизнь». [46] Лишение общественных деятелей этого права означает лишение их как близких отношений (которые во многом определяются возможностью поделиться информацией, которую нельзя поведать другим), так и внутренней жизни. [47]
46
Дэвид Нуберг, «Глянцевая истина: правда и надувательство в обычной жизни» (Chicago: University of Chicago Press, 1992), стр. 129
47
Чарльз Фрид, «Неприкосновенность частной жизни», журнал «Йельской школы права» (Yale Law Journal), вып. 77 (1968), стр. 477.
Разве подобные исследователи, не стесняющиеся в выборе средств, помогли обществу выбрать более квалифицированных, более нравственных кандидатов? Разве обретенные блага перевешивают зло непрестанного назойливого подглядывания? И здесь ответ тоже отрицательный. Двадцать лет громких публичных разоблачений, большинство из которых сосредоточено на личной жизни кандидата, определенно не привели к избранию на выборные должности более честных и/или способных людей, хотя существенное достижение все же было: американцы стали более циничны и меньше, чем когда-либо, стали доверять тем лидерам, которых сами же и выбирают. [48]
48
Ларри Сабато, «Вскормленное неистовство: как атака в прессе изменила американскую политику» (New York: Free Press, 1991). Книга написана на основе изучения влияния на американскую политическую жизнь того, что автор называет «атакой в прессе», в ней приводится выборка из опросов общественного мнения, проводимых институтом Гэллапа, касающихся мнения американцев о кандидатах в президенты от Демократической и Республиканской партий. Один вопрос призван оценить впечатление респондентов о кандидате как «весьма положительном»:
1952 – 84%
1956 – 94%
1960 – 77%
1964 – 76%
1968 – 63%
1972 – 63%
1976 – 69%
1980 – 51%
1984 – 68%
1988 – 42%
Средний показатель «весьма положительности» в 1952–1964 годах был 83 %, а с 1968 года он снизился до 59 %. Сабато отмечает, что за этот период произошел ряд неблагоприятных событий, которые вызвали цинизм (война во Вьетнаме, Уотергейт, кризис с заложниками в Иране). «Этот период усиления цинизма почти точно совпадает с новой эрой независимой журналистики, где “все позволено”» (стр. 207–208).
В качестве примера, когда журналистика перешагивает через край, аналитик Стефэн Бэйтс сообщает, что в 1987 году «The New York Times» попросила каждого из кандидатов в президенты предоставить копии медицинских и психиатрических обследований, документы об образовании (включая дипломы о среднем образовании), свидетельства о рождении и бракосочетании, водительские права, трудовые книжки, финансовую отчетность, налоговые декларации, списки близких друзей… и потребовала от кандидатов отказаться от своих прав на неприкосновенность архивов, имеющихся на них в ФБР и ЦРУ» (Если нет новостей – распространяй слухи, стр. 124). Тогда обозреватель «Chicago Tribune» Майк Ройко позвонил официальному представителю Times и попросил ее предоставить аналогичную информацию о редакторе газеты. В ответ она бросила трубку. В результате «Times» отказалась от своих требований на досье из ФБР и ЦРУ, а также от медицинских освидетельствований, не имеющих отношения к «пригодности на пост президента».
Одной из характеристик того, что политолог Ларри Сабато называет «атака в прессе», [49] является массированное освещение в печати неосторожных поступков общественных деятелей в интимных отношениях, что более всего захватывает воображение общества и журналистов. Однако нет никаких подтверждений того, что президент (или иной государственный деятель или лицо, играющее роль в формировании общественного мнения), изменивший своей супруге, стал работать менее эффективно или, что играет большую роль, ему стали доверять меньше, чем тем президентам, которые блюли супружескую верность.
49
Ларри Сабато, «Вскормленное неистовство», стр. 207–208. Многие примеры данной главы взяты из этого достаточно необычного и глубокого исследования вклада навязчивой журналистики в американскую жизнь.