Слова любви

Кросс Кэролайн

— Почему?

Потому что я не доверяю себе, и всякий раз, когда мы остаемся наедине, я превращаюсь в полную идиотку.

— Потому… что нельзя оставлять Шельсу одну, — быстро придумала она.

— Я оставлю ей записку, хотя в этом нет необходимости. Все путешествие займет совсем немного времени, и, скорей всего, она еще и не проснется.

— А… вдруг ты проворонишь своего клиента?

— Нет:

— Но… я… собиралась пробежаться.

В его расширенных от удивления глазах Нора прочитала приговор своей не соответствующей для этого одежде, хотя вслух он ничего не сказал.

— Ты

не забыла про дождь?

— Все в порядке, у меня есть зонт, — выпалила она.

Он еле сдержался от смеха, представив себе эту картину.

— Ладно, если не хочешь, чтобы я тебя подвозил, почему бы тебе не воспользоваться моей машиной? Сегодня она мне не понадобится.

— Нет. Я не могу. — И опасаясь, что их разговор затянется, она схватила со стойки портфель и направилась к двери. — Я хочу прогуляться, но все равно спасибо.

На полпути к холлу ее настиг голос Эли:

— Эй, Бу, может, я сказал что-нибудь не то?

«Хоть раз в жизни синоптики не соврали», — думал Эли, изнывая от жары. Он перевернул картонную коробку и затолкал ее в мини-багажник за задним сиденьем своего «корвета».

Погода разгулялась, и к полудню шкала термометра поднялась к тридцати.

Он смахнул со лба пот.

— Ты уверена, что хочешь все это взять? — спросил он у Шельсы.

Дочка кивнула.

— Я же тебе сказала, что звонила Норе на работу и спрашивала, можно ли мне взять к Саре свои новые наряды, и она разрешила и очень сожалела, что не сможет со мной попрощаться. И еще Нора пообещала, что если ты и родители Сары не будете возражать, то в следующий раз она может остаться у нас на ночь.

Проворчав что-то под нос, Эли выпрямился. Вернув сиденье в нормальное положение, он забрался в машину.

— Она в самом деле все это сказала?

— Да.

Эли захлопнул дверцу, завел машину и изучающе посмотрел на дочь.

— Думаю, ты не стала утруждать себя объяснениями, что вы с Сарой собираетесь дебоширить полночи? И что если вы не совершите по меньшей мере два налета на кухню, то вечер можно считать неудавшимся? А насчет того, что вы большие любительницы рассказывать друг другу такие страшилки о привидениях, что потом будете визжать при каждом незначительном шорохе, поднимая на ноги любого, ты тоже ничего не сказала?

Шельса поджала губы, немного надувшись. Наконец она покачала головой.

— Ну уж нет. Может, я еще и ребенок, но не такая уж дурочка, как ты думаешь, — решительно заявила она. — А ты нехороший, папа. Все время думаешь, что я еще маленький глупенький ребеночек. — И гордо прибавила: — Я почти уже взрослая.

Он улыбнулся, нажал на сцепление, и они вырулили на длинную въездную дорогу, которая переходила в трассу сразу за воротами Виллоу-Ран.

Несмотря на то что наступил вечер пятницы, пробок не было. И уже через несколько минут Эли стоял на переезде, приближаясь к дому родителей Сары Оквард.

— Знаешь что? — спросила Шельса.

— Не знаю, что?

— Нора никогда ни у кого не ночевала. Это ужасно, правда?

Эли взглянул на дочь.

— А как ты об этом узнала?

— Ха, да я же у нее спросила, и она сказала, что дед ее никогда не отпускал. Он этого не одобрял, и в Виллоу-Ран тоже никого не приглашали.

— В самом деле? — удивился Эли, не узнавая собственного голоса, равнодушного и в то же время заинтересованного.

— Да. Нора говорит, это потому, что он состарился, его раздражал шум и он боялся, что дети наделают беспорядок или что-нибудь сломают. Но я считаю, что он просто жадничал. Он ограничивал ее во всем.

— Не позволял, говоришь?

— Ага. — Шельса с отвращением сморщила носик. — Она даже не могла завести себе ни собаку, ни кошку, ни золотую рыбку. Она не могла пойти в общий бассейн, потому что, по его мнению, там можно заразиться. Она не красилась, не носила джинсы и не встречалась с парнями.

Эли слушал с интересом. Безусловно, некоторые ограничения были чрезмерны, но то, что Норе не разрешали встречаться с парнями, пожалуй, даже хорошо. Учитывая ее наивность, девушка могла бы запросто превратиться в легкую добычу для какого-нибудь проходимца. Но обсуждать это с дочкой он явно не собирался.

— А ты не красишься? — спросил он вместо этого.

Шельса раздраженно взглянула на отца.

— Пока нет. Но потом буду. Ты же сам говорил. Помнишь, ты обещал разрешить мне пользоваться косметикой, когда я перейду в предпоследний класс?

— Да. Но про свидания можешь забыть до… о, даже не знаю… лет до тридцати.

— Тридцать! Ни за что! К тому времени я состарюсь, ведь это почти что твой возраст!

Эли сощурился.

— М-м-м, об этом я как-то не подумал.

— Зато я подумала.

Эли повернул в глухой переулочек и притормозил напротив особняка с прекрасным садом. Шельса вылезла из машины.

— А знаешь что, Эли?

— Что?

— Пожалуй, для старого нехорошего папы ты очень даже неплох.

— Да? Ты тоже ничего, детка. Посмотрим, может, я и отпущу тебя на свидание, когда исполнится двадцать восемь.

— О, Эли! — Шельса закатила глаза, прихватила сумочку и побежала навстречу Саре, предоставив Эли тащить коробку с платьями, спальный мешок и подушку.

Он задержался на несколько минут повидаться с мамой Сары и посмотреть на котят, как и положено, восхищаясь Оливером Твистом и заверяя, что рыжий красавчик непременно станет членом семьи Вайлдеров, как только сможет самостоятельно пить молоко. И только на полпути к городу его осенило, что о прибытии знаменитого Оливера надо известить Нору. Вдруг у нее аллергия на шерсть? Конечно, если верить Шельсе и у нее никогда не было животных, откуда ей это знать? И все же надо спросить.

Странно, ведь он знал Бу с детства, но начал думать о ней как о личности только сейчас. За все время их учебы он рассматривал ее как простушку Банни-Бу и отличную мишень — серенький невзрачный кролик, строгая пуританка, внучка самого богатого в городе человека. Ему и в голову не приходило поинтересоваться, почему она такая неуклюжая и ранимая. Еще меньше он думал тогда о том, что ее детство под присмотром старика Брауна было ничуть не легче его собственного, с вечно пьяным дядей Лео. И вообще, мальчик был слишком озабочен тем, чтобы кто-нибудь не вздумал его пожалеть, заподозрив, что он переживает побег своей матери, променявшей его на какого-то ухажера.