Словарь Ламприера
Шрифт:
Когда они перешли площадь, Жак обернулся и ему показалось, что, скрытый потоками ливня, кто-то шел за ними, и он сказал это Шарлю. Оба вглядывались сквозь дождевую завесу. В тридцати—сорока ярдах мелькнул неясный силуэт, похожий на мужскую фигуру. В темноте да еще под дождем это могло показаться. Шарлю пришла в голову мысль найти реку и сориентироваться по ней. Они вошли в лабиринт узких улочек, лежавших за рыночной площадью. На Рю-де-Дешанже они решили завернуть в винный погребок. Дуя на чашки с глинтвейном, они сидели в тишине и уюте, и вода капала с их одежды на дощатый пол. Именно тогда — а это было уже слишком поздно — Шарль сказал ему, что узнал человека, который следовал за ними от улицы Сен-Мартен, в одном из сидевших здесь, за столом, в погребке.
Это был высокий мужчина со смуглым длинным лицом, тоже промокший до нитки. Жак, покачиваясь, приподнялся, чтобы его разглядеть. Незнакомец был хорошо одет, хотя грязь покрывала его платье. Он сидел в одиночестве в дальнем углу. Он рассеянно смотрел в зал, ни к чему особенно не приглядываясь. Эта нарочитая незаинтересованность заставила Жака встревожиться так сильно, что он пулей вылетел из зала в какую-то боковую дверь. Шарль мог, конечно, и ошибаться, но предупреждение Ле Мара насчет «индуса» до сих пор стояло у Жака в ушах. Весьма вероятно, что за ними охотился человек наваба. А на Жаке висел Шарль, который ничего не знал и не должен узнать. Узкий коридор вел в служебные помещения, в нем была еще дверь, за ней оказался проход на кухню. Какая-то толстуха несла, держа высоко над головой, дымящееся блюдо с жареным луком, она попыталась было протиснуться мимо Жака, но, по-видимому, обнаружив, что позабыла что-то, вернулась на кухню. Жак отпрянул обратно в коридор. Индус уже поджидал его в конце прохода. Жак похолодел, все сомнения разом рассеялись. Индус медленно двигался ему навстречу. Жак, утратив способность соображать, застыл на месте, но тут женщина снова вышла из кухни, перегородив своей толстой тушей коридор между ним и его преследователем. Мозг Жака снова отчаянно заработал. Он пристроился к женщине, которая несла поднос с блюдами, опасно раскачивавшийся в поднятых руках. Индус растерялся. Женщина вытеснила его из коридора, и он отступил в зал. Когда они снова очутились в зале, Жак сразу скользнул в сторону, чтобы не потерять свое прикрытие, и заметил, что в руке индуса блеснул нож. Но теперь они были в комнате, полной людей, и бояться было нечего. Жак схватил Шарля за локоть и, подталкивая, вывел его на улицу.
Когда они оказались за дверью, Жак почти воочию увидел, как ему под ребро входит ледяная сталь, как течет кровь по коридору, а дождь все идет. Шарль что-то бормотал насчет реки и оказался куда пьянее, чем надеялся Жак. «Ну почему я его там не оставил?» — подумал Жак, и та же мысль гораздо позже пришла ему в голову еще раз и по более резонной причине. Спотыкаясь, они бежали по улице. Сворачивая за угол, Жак заметил, что позади снова распахнулась дверь погребка. Окна и двери домов, вдоль которых он тащил Шарля, были темны и заперты наглухо. Но надо было куда-то убраться с улицы. Жак слышал шаги почти за спиной и краем глаза видел резкие, угловатые броски преследователя. Еще поворот, и можно взглянуть через плечо. Индус все еще гнался за ними, вприпрыжку огибая последний угол, когда они выбежали на Рю-Бушер-де-Дю-Буль. Это была последняя надежда: из-за кроваво-красных портьер сияли огни. На деревянной вывеске было намалевано название — «Красная вилла». Шарль заплетающимся языком бормотал что-то о лодке, которую надо купить и дотащить до реки. Жак стучал молоточком в дверь в тот момент, когда индус вынырнул из-за угла, заметил их и припустил во всю прыть. Но теперь-то ему их уже не достать! Пожилая матрона в сиреневом платье отворила дверь и чуть было не захлопнула ее перед их носом, но Жак успел вложить ей в руку несколько монет. И вот они в доме, вошли в вестибюль, вода ручьями стекает с них на покрытый плитками пол. Почтенная дама предложила им свое гостеприимство и представилась: «мадам Стефани». Жак сообразил, что они попали в бордель.
Впоследствии, размышляя о событиях той ночи, Жак будет думать о Шарле как о какой-то выпавшей из поля зрения детали, о маленьком фрагменте большого узора, на который, казалось, не стоило обращать внимания, но который разросся потом до такой степени, что рядом с ним стало незначительным все прочее. Мадам вела себя весьма чопорно. Она попросила их расписаться в книге посетителей. Все ее жесты были карикатурно величественны. Жак мог только радоваться, что Шарль слишком пьян, чтобы сообразить, куда он попал. Жак двинулся в длинный салон, за которым находился зал с двумя ярко пылавшими каминами, и влажная рука мадам Стефани потянула его к одному из диванчиков. Он дал хозяйке заведения еще денег, мучительно соображая, что делать. Ле Мара и Вокансон со своими людьми были соблазнительно близко, на расстоянии нескольких улиц. Но индус ждет его за дверьми, и он будет терпелив. Жак заговорил с мадам Стефани о какой-то чепухе, мол, над ним подшутили, и он заблудился, а его друзья станут беспокоиться. Речь сводилась к тому, что ему нужен посыльный. Эта просьба оказалась вполне выполнимой, и Жак сделал усилие, чтобы мадам Стефани не заметила, до какой степени переполнили его радость и надежда. Индус упустил свой верный шанс в коридоре погребка, потом он позволил им слишком далеко оторваться на улицах. А теперь его умение терпеть и выжидать сыграет против него. Появился посыльный. Он был очень юн и не по годам угрюм. На вопрос о том, не попадется ли он кому-нибудь на глаза, он отрицательно покачал головой. Он пойдет через крышу, которая спускается почти до самой земли с задней стороны дома. Жак быстро нацарапал записку, и мальчик ушел. Жак в ожидании мерял шагами салон, ощущая, что события этого вечера разворачиваются уже не так головокружительно и принимают удачный оборот. Час или два спустя мадам Стефани отворила дверь низенькому коренастому человеку, и Жак понял, что приключение подходит к концу. Это был Вокансон. Индуса уже изловили на одной из окрестных улиц. Он оказался мастером своего дела и успел ранить Ле Мара в горло, но не слишком опасно. Индус находился в руках людей Вокансона, у которого уже созрел план по поводу пленника. Навабу отплатят его же монетой. Вокансон вскоре ушел, а Жак вернулся в салон выпить вина. Он слышал тихие голоса: девушки вели бессвязные разговоры с клиентами, Жак взял свой стакан и, громко прихлебывая, вернулся к огню. Шарля не было видно: когда он в последний раз попался на глаза Жаку, его уже обнимала какая-то красотка. Жак допил вино и спросил у одной из девиц, не знает ли она, где его друг. Та только пожала плечами в ответ, но другая сказала, что его приятель развлекается с «маленькой графиней». Они не очень давно уединились на втором этаже в ее комнате.
Жак поднялся по ступенькам и стал открывать двери, одну за другой, пока не дошел до конца коридора. В последней комнате на кровати сидела молодая женщина с обиженно-капризным лицом. У нее были густые черные волосы, заплетенные в косы. Рядом с ней лежал Шарль, почти раздетый и пьяный до полусмерти. Женщина тоже была голая и даже не потрудилась прикрыться, увидев стоявшего в дверях Жака. Все это были детали, мелочи.
Следующее утро началось для Шарля с тошноты и тяжелого похмелья, которые он принял с философским спокойствием. Он сидел в постели, и крошечные островки воспоминаний проплывали перед ним в океане ливня и выпитого вина. Индуса в них не было. Он помнил улицы и винный погребок, помнил кое-какие сцены в борделе и лицо той женщины. Он заставил Жака поклясться, что тот никогда не проговорится о случившемся. Через несколько дней они вернулись на Джерси и не забыли свое приключение. Но почти год спустя Шарль пришел к Жаку и прямо с порога протянул ему письмо из Парижа, в котором женщина из борделя сообщала, что забеременела от него в ту ночь, когда шел ужасный ливень. В книге посетителей Шарль написал свое настоящее имя: еще одна мелочь. И теперь женщина требовала денег для своей малышки. Жак был в ярости; он говорил, что нечего было писать свое имя, что Шарль должен пренебречь этим наглым письмом и пусть эта шлюха думает, что имя в книге не было настоящим.
— Заклей письмо и отправь его обратно, — так он советовал Шарлю. Но Шарль со своей настырной порядочностью все же послал ей денег. А потом еще раз. И так каждый месяц, без пропусков и задержек, выплаты Шарля поступали по адресу «Красной виллы» на Рю-Бушер-де-Дю-Буль, и целый бумажный хвост ассигнаций и квитанций протянулся между Парижем и Джерси. И, само собой, именно через этот хвост Кастерлей спустя годы и разыскал эту девушку, как и ее мать, проститутку, работавшую в том же борделе. С виду она тогда была еще ребенком, но душой была старше, чем они все. И теперь Жак смотрел на нее, а она сидела напротив него в карете — уже не ребенок, почти женщина.
Джульетта глядела в окно на мелькавшие мимо улицы и низкие облака, которые собирались и сгущались весь день, а теперь уже слились с потемневшим небом и наконец разрешились дождем.
На следующее утро дождь продолжался. Жак с Джульеттой наблюдали, как лакеи грузят их чемоданы в карету. Потом они сели в экипаж, и Джульетта начала устраиваться поудобнее, готовясь к долгому путешествию. Рядом с ней на сиденье лежала ее холщовая сумка. Когда карета тронулась, Джульетта вспомнила, как они ехали в Париж два месяца назад, и подумала о виконте. Город был теперь серым от дождя, и разносчики на мосту Неф сгрудились под навесом. Париж ускользал в прошлое под колесами экипажа и наконец совсем исчез вдали, подернувшись серо-зеленой дымкой рассеянных раздумий. Под шум дождя они катили мимо деревушек и почтовых станций, ночевали в неуютных гостиницах, и когда наконец судно понесло их по неспокойному морю от пристани в Кале и капитан, поднявши глаза к небу, понял, что вот-вот пойдет снег, Париж уже превратился в зыбкое воспоминание, неудержимо растворявшееся в небытии и разлетавшееся в прах под жерновами времени.
Плавание оказалось затяжным и небезопасным. Ветер налетал на суденышко резкими порывами, и по его прихоти команде приходилось то и дело менять курс. Джульетта, спокойно перенесшая путешествие на пакетботе в Сен-Мало, теперь страдала от морской болезни. Жак напоил ее каким-то приторным зельем из темно-коричневой бутылки, и через час ей стало легче. Мелкая зыбь на море напоминала ей полированное стекло, но оно все время шевелилось и перетекало с места на место, и движение это шло рывками, резкими и быстрыми, как вспышки молнии. Когда корабль менял курс, Джульетте становилось не по себе. Если она пыталась сосредоточиться на линии горизонта, этой темной, протянувшейся где-то вдали полосе, то ощущение движения вовсе пропадало. А когда она переносила вес тела с одной ноги на другую, стараясь попадать в такт волнам, то качка становилась сильнее. Ей казалось, что нужно совсем небольшое усилие, чтобы корабль перевернулся, и что, перекатываясь по воде, словно бревно, он, возможно, добрался бы до берега даже быстрее, чем обычным путем. Небо слегка окрасилось пурпуром. Солнце спряталось где-то за низкими облаками, но Джульетта обнаружила, что если выбрать определенную часть облака и прищуриться, то различишь бледный круг рассеянного света — не само солнце, но что-то вроде него. Или даже два круга, висящие в воздухе, словно гигантские очки какого-то великана. Она похолодела и задрожала, взглянув на творение собственной фантазии и представив себе, что владелец этих очков угрюмо бредет следом за кораблем. Ей снова стало дурно. Все было так непривычно. Потом она забылась.
Вот, опять. Нет. Кто-то трясет ее за плечо. Это Жак. Да, это он старался ее разбудить. Она чувствовала во рту отвратительный привкус и вся дрожала с головы до ног. Мимо нее проходили другие пассажиры. Джульетта с трудом поднялась и увидела пристань, ряд низких строений, носильщиков с чемоданами и крутой обрывистый склон, больше похожий на утес, чем на холм. Небо все еще хмурилось, но лицо с расплывчатыми чертами, глядевшее на нее из облаков, исчезло, хотя она и вспомнила о нем, когда Жак подвел ее к сходням и положил ее руку на перила. Она смотрела на все вокруг сквозь пелену тумана и как будто издали — как то юное лицо в небесах, с рассеянным взглядом. Потом она вспомнила о своей сумке. На пристани носильщики грузили чемоданы в повозку. Рядом с повозкой ожидала черная карета. А у кареты стоял виконт.
Дороги, колеи, тропинки, заставы, крутые подъемы и пологие спуски, две холодные ночи в номерах с зачехленной на зиму мебелью, снегопад, мили и мили, отделявшие Дувр от места их назначения, не известного Джульетте. Жак покинул их, отправившись в Лондон верхом, багаж тоже увезли в почтовой карете. Значит, ее везут не в Лондон, решила Джульетта. Виконт молча наблюдал за ней. Прошло много часов после того, как он расспросил ее о Париже. Сам он ничего не рассказывал. Париж был уже полузабытым сном. Миля за милей проходили в тишине, было почти темно. Они ехали все медленнее и медленнее, снег повалил гуще, и лошади тащились черепашьим шагом. Кое-где уже намело сугробы, и им приходилось останавливаться, чтобы отыскать дорогу, затем они продолжали путь, и так до наступления ночи.