Словарь современного молодежного жаргона
Шрифт:
Марко уставился на нее в замешательстве.
– Речь идет о Майе.
Глава 106
Проспект Поэтто, Кальяри
Иногда проще попрощаться поцелуем, чем словами. Кроче задумалась над этим, выходя из душа. После того открытия тайны, которую она скрывала от мужа более двух лет, Ева ожидала совсем иной реакции, чем та, что последовала потом. Марко помолчал несколько минут, потом просто сказал ей:
– Спасибо.
Ничего больше.
Этот ответ застал ее совершенно неподготовленной,
Возможно, движимый осознанием того, что он не может выразить словами то, что хотел сказать, Марко поцеловал ее. Глубокий поцелуй, но бесконечно далекий от тех, которыми они обменивались в первые лихорадочные ночи страсти; это было что-то более интимное, способ приласкать ее душу и дать ей понять, как сильно – как мужчина и как отец – он благодарен ей за ее жертву и за этот жест мужества и человечности. Потом Марко ушел, потому что любое слово опошлило бы это последнее мгновение вместе.
Ева провела рукой по зеркалу в ванной, а затем по влажным волосам. Впервые она почувствовала себя в гармонии с собой. Признание очистило ее. Ева закрыла глаза, и ей показалось, что она снова слышит те слова, что говорила ему.
– Я прочитала в твоих глазах, что у тебя не хватило бы смелости сделать это, поэтому никогда специально тебя об этом не просила, – сказала Кроче. – Врачи сказали, что последние несколько месяцев будут самыми тяжелыми, что в разгар боли Майя не сможет ее вынести, и придется вводить ее в кому. Вероятно, придется удалить еще несколько костей. Снова операции, снова увечья, снова зверские страдания… Я больше не могла видеть ее страданий. Под наркозом, опухшая от кортизона, она больше не была нашей маленькой девочкой. Стала просто страдающей душой.
Ей удалось не заплакать на протяжении всей истории.
– Мать не может видеть своего ребенка в таком состоянии. Это что-то бесчеловечное, противоестественное. Этой непрерывной агонии я, как мать, должна была положить конец… И я это сделала.
– Как? – пробормотал Марко.
Ева сказала ему, и он кивнул: она полицейская и умеет не оставлять следов.
– Вот почему я не пришла на похороны. Я дала ей жизнь, но в то же время забрала ее. Я убийца. В той церкви для меня не могло быть места. Я надеюсь, что однажды ты поймешь и сможешь простить меня.
Кроче не увидела в его глазах и намека на обвинение.
– Марко? – Она коснулась его, ожидая худшего.
Вместо этого он просто поблагодарил ее.
…Вибрация телефона отвлекла от этих мыслей. Это могло быть что-то связанное с расследованием, поэтому Ева посмотрела на экран. Сообщение от Мары, к которому была приложена фотография, сделанная в вечер взятия Мелиса в окружении улыбающихся коллег. Ниедду также выделялся на групповом селфи своей полуулыбкой.
«Я все смотрю на него… не могу поверить, что он действительно это сделал, – написала Раис. – Мы должны закрыть это дело. Хотя бы ради для него».
«Мы это сделаем», – ответила Ева.
Несколько секунд она продолжала смотреть на изображение.
«Необезвреженное зло порождает еще больше зла на бесконечной спирали…» Кроче поняла, что ее напарница чертовски права: им нужно раскрыть дело до того, как в нем появятся новые невинные жертвы.
Глава 107
Архив мобильного подразделения
Ева Кроче присутствовала на утреннем совещании специальной группы, делая заметки о последних новостях, а затем отсиживалась в старом архиве мобильного подразделения – штабе нераскрытых преступлений. Она нуждалась в одиночестве и тишине. Идея состояла в том, чтобы пересмотреть весь материал об убийстве Долорес, сменив оптику в соответствии с гипотезой, что лидер «Нураксии» не был реальным исполнителем убийства.
Услышав шаги на лестнице, Ева взглянула на часы: полтретьего. Время пролетело незаметно. Она думала, что это Раис вернулась из криминалистической лаборатории, но это была не она.
– Паола! – воскликнула Кроче, пораженная.
– Привет. Какого черта ты здесь делаешь?
– Ну, вообще-то я тут работаю, – сказала Ева. – Нас посадили сюда как отдел нераскрытых преступлений.
– Теперь я понимаю, почему Раис всегда такая злая…
Эрриу присоединилась к ней, и после секундного смущения женщины обнялись.
– Как ты? – спросила Кроче, глядя на нее: та была ненакрашена и выглядела изможденной. – Не ожидала тебя здесь увидеть.
– Немного лучше, но все еще вверх тормашками.
– Могу себе представить… Ты пришла поговорить с Фарчи?
– Да. Я попросила у него разрешения присутствовать на вскрытии. Мы, конечно, не ожидаем иного результата, чем… Но, учитывая то, что произошло недавно, хотим исключить любые сомнения относительно его смерти.
Кроче кивнула. Что касалось ее, то она была абсолютно уверена, что Ниедду сам решил покончить с жизнью: сцена, которую он обставил, не оставляла места для двусмысленности.
– Думаешь, это хорошая идея? Я имею в виду, ты готова присутствовать?
– Я не знаю, готова или нет. Но чувствую, что это то, что я должна сделать для него.
Ева погладила ее по руке и кивнула.
– Также хотела сказать тебе лично, что если Тромбетта подтвердит самоубийство, я попрошу отпуск и, возможно, оставлю службу. Сначала Долорес, теперь Маурицио… Я больше не могу этим заниматься.
Кроче хотела спросить ее почему, но остановилась в последнюю минуту. Не ей было судить о выборе и поведении коллеги, особенно в таких обстоятельствах.
– Я прекрасно тебя понимаю. Я бы тоже оставила службу на время. Иногда это лучший способ понять, куда двигаться дальше.
– Да. Есть еще одна причина, по которой я хотела увидеть тебя.
– Слушаю.
– Ты должна извинить меня. Вчера я была не в себе, и это вылетело у меня из головы.
– Да брось ты. Даже не думай.
– Надеюсь, что эта задержка не доставит вам проблем… – Помощница комиссара достала из сумки папку и флешку и протянула ей. – Ты была права насчет Долорес.