Словесное древо
Шрифт:
сокровенная мысль поэта о том, что и сама-то потребность русского народа в
революции была вызвана не чем иным, как его «тоской <...> по Матери-Красоте, а
следовательно, и по
1 Пономарева Т. А. Проза Николая Клюева 20-х годов. С. 73.
истинной культуре» («Слово о ценностях народного искусства», 1920). Да и в новой
власти ему хочется увидеть это истинное понимание «Матери-Красоты»: «Чует рабоче-
крестьянская власть, что красота спасет мир.
труду, чтобы залучить воскресшего Жениха к себе на красный пир» («Медвежья
цифирь»).
Мысль о спасительной миссии духовной культуры для. революционной России
является в «вытегорской» публицистике Клюева основополагающей. Не без тревоги он
предупреждает: «Надо быть повнимательней ко всем этим ценностям, и тогда станет
ясным, что в Советской Руси, где правда должна стать фактом жизни, должны признать
великое значение культуры, порожденной тягой к небу. .» («Слово о ценностях
народного искусства»).
Каким бы ни был Клюев противником Церкви, однако предпринятые властями
решительные меры по искоренению в русском народе «религиозного дурмана» отнюдь
не могли отозваться в нем чувством солидарности с ними, особенно проводившаяся в
ударном порядке, не имевшая в истории прецедента, кампания по «вскрытию мощей»,
почитаемых в народе святыми, — с целью их дискредитации. На нее он отзывается
12
статьей «Самоцветная кровь» с характерной адресовкой в ее конце «Из Золотого
Письма Братьям-Коммунистам» (1919), в которой их действия определяет как
«поругание народной красоты», «хулу на Духа жизни».
Пафос Клюева, направленный на соединение «Матери-Красоты» с революционной
«новью», а также его предупреждение «Братьям-Коммунистам» по поводу их
необдуманного наступления на нее возымели как раз обратное действие — его
отстраняют от их сонма (исключают из партии ввиду недопустимости пребывания в ее
рядах человека, посещающего церковь и почитающего иконы).
Другой принципиально несозвучной большевистским идеалам оказалась у Клюева
мысль о губительности для России, ее природы и естественного человека (разумеется,
прежде всего, крестьянина) -«машинной цивилизации», выражаемой им в символах
«железа» и «Америки». Эта мысль являлась преобладающей в его поэзии и, есте-
ственно, нашла отражение и в публицистике. Причиной упадка Матери-Красоты он
считает здесь не только «Голштинское самодержавие», но и капитализацию России,
несущую, по мысли поэта, духовное опустошение (приход «Железного ангела»).
«Железным часом» для России считает он и наступившее губительное время,
клицая с горечью: «Где ты, золотая тропиночка, — ось жизни народа русского <...> по
золоту, — настилу твоему басменному, броневик — исчадие адово прогромыхал»
(«Сорок два гвоздя», 1919). И еще из этой же статьи: «Слышит олонецкое солнышко,
березка родимая, купальская, что не гвозди, а само железо на душу матери-земли похо-
дом идет. Идолище поганое надвигается. По-ученому же индустрия, цивилизация
пулеметная, проволочная Америка».
Выступление поэта против «машинной цивилизации» вызвало яростные нападки на
него истовых певцов революционного железа, каковыми являлись деятели
Пролеткульта. И вовсе не случайна их атака — резко отрицательная рецензия П.
Бессалько на «революционный» сборник стихов Клюева «Медный кит» (1919,
фактически: нояб. 1918).
Что же касается поэтики клюевской публицистики, то здесь, по наблюдению Е.
Пономаревой, обращает на себя внимание следующее: «опора на народное мнение» —
как один из приемов его текстов, «ориентация на манеру говорения "старичка с Онеги",
на просторечные формы, сказовость повествования, что было свойственно и раз-
говорной речи самого Клюева <...> В то же время в статьях и очерках, опубликованных
в газете "Звезда Вытегры", есть черты революционной прокламации и лозунга,
митинговая риторика и пафос, публицистическая заостренность и прямая авторская
оценка современности» 1.
Дает здесь о себе знать и особый «клюевский», так сказать, «ис-толковательный»
стиль — когда автор принимается разъяснять обладающему своими самобытными
понятиями «народу» незнакомые будто бы ему «культурные» слова, например, понятие
«поэт»: «От старины выискивались люди с душевным ухом: слышат такие люди, как
пырей растет, как зерно житное в земле лопается, норовит к солнцу из родимой
келейки пробиться <...> ныне же тех людей величают поэтами» («Медвежья цифирь»).
Вытегорский период жизни Клюева был пиком в его публицистике. После
исключения из партии (1920), а затем статьи о нем Л.Троцкого в «Правде» (сентябрь
1922), завершавшейся словами: «Духовная замкнутость и эстетическая самобытность
деревни <...> явно на ущербе. На ущербе как будто и сам Клюев»2, как публицист поэт
уже не выступает, поскольку для прославления революции в этом жанре, как и в
поэзии, у него уже не стало прежней убежденности и запала.
Более всего как прозаик Клюев проявил себя в эпистолярном жанре, ибо письма