Слово арата
Шрифт:
Вспомнила давно прошедшие годы и она.
— Я уже Бойдаан родила, а мы все не женаты были. Почему не женились — вы знаете. И тут вдруг Шагдыржап в Хем-Белдир уезжает. Говорил, какой-то хурал там будет. Потом слышу, он таргой стал, Если здешних феодалов не считать, он на весь сумон единственным грамотным человеком был… Мне сколько раз через людей передавали, что зовет к себе. Сам приезжал, уговаривал — поедем. А я одно заладила: куда мне, деревенской, в город!.. Сперва просто боялась. Рассказывали всякое про городских.
Ей надо было спешить на ферму.
Мы шли вместе, и Минчеймаа по дороге успела еще кое-что сказать:
— Чигжит часто к себе зовет. Можно было бы навестить, конечно. Да разве выберешься! Уж лучше с дочерью буду. Малышей буду ее растить, да и сама еще работать могу. А наш Кожээлиг-Булун — чем не город теперь? Дом культуры, средняя школа, больница, родильный дом, детские ясли, магазин, пекарня, контора связи — чего только не построили? Электростанция своя. Шагдыру бы здесь понравилось…
Глава 18
Первая буква
Шагдыржап, задумавшись, ходил по кабинету и курил, глубоко затягиваясь.
— И все-таки мы будем иметь письменность на родном языке! — вдруг заговорил он. — Должны иметь. Ты умеешь читать-писать по-русски, я — по-монгольски. Это хорошо… А надо, чтобы и мы, и все тувинцы знали одну грамоту — свою. Чтобы весь народ, все араты разбирались, что к чему.
— «Неграмотный — вне политики», — к случаю похвастался я московскими знаниями. — Так учит Ленин.
Шагдыржап кивнул в знак согласия. Генсек, как никто, понимал, что это означало для поголовно неграмотной страны. Он отчетливо представлял, какие перспективы открывались с созданием собственной письменности. На ее основе — и только на ее основе! — можно было успешно решать сложные задачи развития отсталого государства.
Письменность — это школы, это свои газеты и книги.
Письменность — это подготовка национальных кадров.
Письменность — это развитие культуры и искусства.
Письменность, письменность!.. Да что ни возьми, без нее ни шагу.
А главное — забитый, невежественный народ получит выход к активной деятельности, к сознательному осуществлению высоких целей революции.
Это Шагдыржап настоял, чтобы решения Восьмого съезда ТНРП, который положил конец феодальным порядкам в стране, изгнал из руководящих органов чуждые народу элементы и определил социалистический путь развития Тувы, содержали специальный раздел о создании национальной письменности.
Весть
И на этот раз вспыхнула борьба между новым и старым. Ламское духовенство (а оно имело еще большое влияние) стало мешать осуществлению наших планов.
Мы приняли бой.
* * *
…Ко мне в кабинет заглянула Докуй кадай — курьер ЦК.
— Там к тебе какой-то плешивый пришел. Хочет поговорить.
— Пропустите его, угбай.
Скрипнула дверь.
— Дарга, амыргын-на-дыр бе инар! — послышалось старинное приветствие.
— Эки, амыргын-на-дыр инар! — машинально в тон ему ответил я. — Проходите, пожалуйста. Сюда, сюда! Садитесь на табуретку. Сейчас не прежние времена, чтобы на полу у порога сидеть.
— Аайам, уео уео… — жалобно простонал посетитель и, кряхтя, словно тяжело больной, поднялся с пола, проковылял к столу и осторожно опустился на табурет.
Нетрудно было определить с первого взгляда, что это лама.
В красном халате, перехваченном желтым поясом, на котором висел каменный флакончик с нюхательным табаком, совершенно лысый, с длинным, вытянутым книзу лицом и зеленоватыми тусклыми глазами, он походил на сильно отощавшего верблюда.
— С чем пожаловали, ваше священство?
Гость покряхтел, постонал.
— То ли сбудется, то ли нет… Разговор пошел о новой тувинской грамоте. Есть у меня, недостойного, кое-какие мысли… Позволите, тарга?
Так фальшиво, наигранно было его показное смирение, так притворно кряхтел он и стонал, что я не сдержался:
— Почему это «пошел разговор»?! Центральный Комитет партии обратился к народу, чтобы все желающие высказывали свои предложения. Это — решение съезда, а не «разговор»! — И уже спокойнее: — Вы, наверно, так и хотели сказать?
— Конечно, конечно, — поспешно согласился лама. — Я и пришел с предложением… Мне, скудоумному, — привычно загнусавил он, — кажется, что выдумать новую письменность никак нельзя. Это выше нас, выше нашей судьбы…
Он зачерпнул маленькой ложечкой табаку из хоорге и шумно втянул его ноздрями, закрыл глаза и сморщил лицо — вот-вот чихнет.
— Что же вы предлагаете?
Лама чихнул, вздрогнув всем своим хилым телом, огляделся по сторонам.
— Всевышний установил, что для тувинцев предопределена судьбой тангутская и монгольская письменность. Не нам идти против судьбы, против бога… Я хочу узнать у вас: где, в какой книге судеб записано, чтобы кто-нибудь мог выдумать неведомую и неугодную богу письменность?