Слово арата
Шрифт:
Уловив в голосе Георгия раздражение, Сундувей поспешно сказал:
— Слова мои — шутка. А то, что говорил товарищ, — правда. Наша молодежь пока только в песне расчищает дорогу на Калдак.
— В какой песне, акый? — поинтересовался я.
— Про этот самый перевал поют. Все я не запомнил, тарга. Поют, как хорошо сделать широкую дорогу через Калдак-Хамар для быстрых, как ястребы, машин.
Он оглядел скалы и кручи.
— Наши партийцы вынесли постановление начать расчистку дороги. Нужна она людям. Как думаете, осилим?
— Раз
— Как бы хорошо! — загорелся Сундувей. — Народ мы поднимем. Мясо мы любим пожирнее, а работу поживее!.. Ну, пора нам.
Сундувей сунул трубку за голенище и поднялся. Мы распрощались.
Теперь дорога не представляла труда. Мы своим ходом поднялись на Чаа-Оваа и сделали небольшой привал, чтобы выбить пыль из одежды и привести в порядок машину — оставалось совсем немного до Самагалтая, пункта нашего назначения.
Когда спускаешься вниз берегом реки Самагалтай, взору открывается красивая роща слева от дороги, а справа высятся Улуг-Бел и Чалымныг-Тей, сжатые хребтами Танды.
Минут через двадцать мы въехали в село, взорвав тишину своей «тарахтелкой». Село — известно какое: пяток новых домов, больничка, школа, поодаль два ветхих здания хуре и несколько юрт.
Найти хошунный комитет партии нам помог какой-то долговязый парень.
— Во-он в той юрте, с п-пестрой дверью, — заикаясь, сказал он. — Там и наш секретарь Кижир-оол.
— А вы кто будете, почтенный?
— Я-то? Хи-хи-хи, — парня развеселила необычность обращения. — Я начальник небольшой. К-курьер я. Суук-Багай меня зовут. — И опять захихикал.
Отсмеявшись, оглядел нас и спросил:
— Кто у вас старший будет? П-побегу скажу Ки-жир-оолу.
— Зачем бежать. Садись к нам. Мы из Кызыла. Вот это Норжунмаа, это — Кенен…
Курьер опять рассмеялся.
— Слыхал, комиссия приедет из Кызыла. Начальники наши переполошились. Нас, курьеров, совсем загоняли.
— Что же вы такое делали?
— Какой только работы не нашлось, тарга! Помещение для вас приготовить, продукты, дрова запасти…
— Ну, хорошо, Суук-Багай. Давай так сделаем. Ты проводи товарищей туда, где мы должны остановиться, а я пойду к секретарю. Потом еще побеседуем.
В юрте с пестрой дверью никто не обратил внимания на мое появление. Кижир-оол, Дарзыг и Донмит, расстелив на полу большие листы бумаги, что-то писали. Все трое были поглощены занятием.
— Здравствуйте!
— Ок, ок! — Кижир-оол вскочил. — Ок, скажи, пожалуйста! Здравствуйте, тарга!
Донмит запрыгал на одной ноге, отыскал протез, приладил его.
— Как поживаете?
— Сайин, — ответил я по-монгольски. — Хорошо.
— Чем занимаетесь? Наверно, планы хошуна на будущее разрабатываете?
Кижир-оол улыбнулся.
— К приезду комиссии готовились. Списки почти готовы. Вот, — он собрал с полу бумаги, протянул мне. — Здесь семьи,
На собрании хошунского комитета мы договорились обо всех деталях предстоящей работы. Мне выпало вместе с Кижир-оолом, Донмитом и Суук-Багаем ехать в сумоны Бай-Хол и Бай-Даг. Нам предстояло отобрать скот и имущество у Далаа-Сюрюна, Оруйгу и доброго десятка богачей. Правда, с Далаа-Сюрюном, как и другим старым знакомым — Буян-Бадырги, мы уже не могли повстречаться: за организацию контрреволюционного мятежа эти два вожака были приговорены к высшей мере наказания. Но оставались еще их многочисленные родственники, а также сторонники, быстро приспособившиеся к новой обстановке. Они продолжали эксплуатировать и одурачивать аратов, всеми правдами и неправдами стараясь сохранить и свои прежние привилегии, и свою власть над людьми.
Работа предстояла сложная.
* * *
В центре Бай-Хольского сумона стояли три избушки. Мы собрали членов партии, бедноту. Рассказали, зачем приехали.
Не сразу поверили араты. Не укладывалось в голове у многих: как это можно отобрать у всесильных их богатства и раздать бедным? Да разве они согласятся так просто отдать? А когда поняли, что все будет сделано по воле народа, что они — араты — главные хозяева жизни, тесный дуган наполнился радостным гулом.
— Хаа, вот это здорово!
— Справедливо!
— Поможем комиссии!
…Большая, пышно украшенная юрта стояла неподалеку от сумонного центра. В нее не каждый прохожий-проезжий рискнул бы зайти. Да и свои, местные, предпочитали обойти-объехать. Самого Оруйгу юрта!
Оставив у привязи коней, мы вошли в юрту.
Прямо напротив входа, на почетном месте, не сидел — восседал, как буддийский лама, пожилой мужчина с землисто-серым лицом, бритой головой, в желтом чесучовом халате. Возле кровати стояла женщина, — должно быть, его жена. Из-за спутанных волос лица ее почти не было видно. Кроме них в юрте было еще трое детей, которых я не сразу заметил.
Мы поздоровались. Хозяин ответил и, не поднимаясь, подвинулся ближе к изголовью кровати.
— Ну-ка, жена, быстро приготовь для таргаларов чай! Черт возьми, куда девался этот Чаргашпай! — Привычным жестом он показал жене на дверь и подобострастно улыбнулся.
Женщина тут же выбежала. Оруйгу достал красно-бурую табакерку, понюхал, протянул табак нам и спросил, деланно неловко поклонившись:
— Куда держите путь?
Я собрался было показать ему удостоверение, чтобы избежать ненужных разговоров, но в это время с улицы донесся истошный женский крик: