Слово арата
Шрифт:
— Правда-правда. Я колхоз вступать. Сенокосилка, коса, телега, два мора-коня давать. Как это, ладно?
— О-о! Как же! Как же! — Саглынмай тряс обеими руками правую руку Родиона. — Однако, сильно, хорошо, таныш!
— Жена тоже вступать, пожалуйста, — продолжал Родион. — Она здесь бумага писать…
Слова «бумага» и «писать» он произнес по-русски, водя указательным пальцем по ладони.
— Ой, красота! Так-так… Да-да… писать. Писарь будет. Шибко хорошо. Наш колхозник Родион Савельич Елисеев. Наша колхозница Елисеева Нина Павловна. Во-во. Я знаю! — Саглынмай
Больше я не мог таиться от Родиона. Подбежал… Счастливая встреча!
…В тот день на артельном дворе в Терзиге перебывало много людей. Не с пустыми руками шли они к Саглыну. В загоне потряхивал гривами целый табун разномастных коней. У забора вырос курган из плугов и борон, хомутов, седелок…
Я помог Саглынмаю переписать скот, орудия, инструменты, вложенные аратами Терзига в «общий котел». Мы решили, что председателю неплохо бы съездить со мной на Харальский прииск: пусть у тожзема будут рабочие шефы. Родион остался за старшего на сенокосе.
Албании позвала меня ужинать.
— Счастливый! — сказала она, увидев Саглына в раскрытое окно.
Тот сновал по двору. Перетаскивал и перекладывал имущество из «кургана». Много добра доверили ему, председателю Саглынмаю!
Глава 22
Харал
Терзиг, натворивший немало бед, снова превратился в тихую речку и с ленивой хитрецой журчал на небольших перекатах. Глядя на него, никто бы не подумал, что это он, Терзиг, несколько дней назад залил прибрежные луга, затопил сенокосы, в дикой ярости изрыл землю, с корнями повырывал могучие лиственницы, валявшиеся там и тут.
— Вот это сила! — дивился Саглын. — Откуда берется, куда девается?..
Интересно было наблюдать за ним. Его узкие живые глаза ни минуты не оставались в покое. Казалось, они все время что-то ищут и вот-вот найдут. И толстые губы широкого рта постоянно шевелились. Саглынмай то шептал, должно быть отмечая про себя все, что ловил его взгляд, то изумленно восклицал, то пускался в расспросы, то принимался рассказывать о чем-нибудь. Он то и дело касался рукой своего острого носа, теребил реденькую бородку, щедро набивал табаком трубочку. Завернутое в тряпку ружье с сошками било его по спине. Конь Саглына, привыкший к суетливой подвижности хозяина, легко бежал по болотистой местности, перемежаемой перелесками.
«Хороший конь», — подумал я. Почему-то он напомнил мне оленя, который пройдет сквозь любую чащу, не задев рогами ветки деревьев.
— Послушай, Саглын. Вот ты уже давно председатель Терзигского арбана. Теперь тебя председателем тожзема выбрали. Интересно, что ты сам об этом думаешь?
Мой спутник мгновенно обернулся ко мне, придержал коня, чтобы ехать рядом.
— Это же потеха! Я — сын охотника Томбаштая — дважды председатель! Сам поверить не могу. Что я умел? Только и знал с отцом на охоту ходить. Мне и во сне не снилось таргой быть.
Он легонько тронул коня:
— Чу-чу-чу!..
Я остался позади.
— Теперь у нас от сумонных председателей до министров — все бывшие араты или дети аратов.
— Это верно, — согласился Саглын. Не оборачиваясь, он продолжал говорить как бы сам с собою: — В прошлом году мы в своем арбане организовали кружок по обучению грамоте. Почти все выучились. Читать умеем, писать умеем… И кузнец Чадаг-Кыдат, и Сарыг-оол, и Сагаандай — все стали грамотные. Сидят, газеты читают, обсуждают… В общем, настали времена. Отец рассказывал, у нас даже Даш-Чалан грамоты не знал. Самый жестокий правитель. Весь Мерген, весь Терзиг в руках держал. Бога-атый!.. А расписаться не мог…
Неожиданно Саглын соскочил с коня, скинул с плеча ружье и, пригнувшись, побежал на пригорок.
— Куда ты?
Он только рукой махнул.
Немного погодя вернулся.
— Аа-халак! Разговорился с тобой. Во-он потому хребту медведь бежал. Чуть бы пораньше заметил, мяса бы отведали…
Саглынмай досадливо плюнул и погнал коня.
Вот и переправа через Терзиг. Берег был завален вывороченными стволами, корнями, сучьями. Кое-где деревья загородили реку. Саглын подъехал к самой воде, огляделся.
— Сегодня вряд ли переправимся. Лучше здесь заночуем, а утром поедем.
— Слушаюсь приказа председателя моего арбана и тожзема!
— Эдак лучше будет, — решил окончательно Саглын и, молодцевато спрыгнув с коня, привязал его к дереву.
Мы сняли вьюки и седла, развели костер.
Непоседа Саглын ткнул рукой в сторону горы.
— Как думаешь, если вокруг горы обежать? Может, встретим кого-нибудь?
— А что? Для меня поохотиться с тобой — большая честь.
Мой спутник заспешил.
— Заливай огонь!
Меня он направил по одну сторону леса, сам пошел с другой стороны, в обход. Встретиться условились у подножья горы.
Как я ни старался осторожно ступать, под ногами трещал то сучок, то валежник. Между деревьями мелькнула косуля. Опоздал!..
Стало смеркаться. Почувствовав, что заблудился, я закричал во все горло. Выстрелил раз, другой. Саглынмай не отзывался.
Наконец каким-то образом я очутился на вершине горы. Далеко-далеко разглядел отблеск костра. Не помню, как скатился с горы. Чуть живой добрался до стоянки.
Саглын сидел у костра, пил чай.
— Ну, сколько зверей убил? Далеко оставил? Косуля? Марал? Медведь?
Я молчал.
— Промазал? А по ком стрелял?
— Заблудился, вот и стрелял. Ты почему не отвечал?
— Ээ, — вздохнул Саглын, — ну и охотник! Какой же охотник в лесу заблудится? Да еще стрелять будет, чтоб его отыскали… Горе с тобой!
Над костром, на суку висела обжаренная нога косули. От нее исходил такой аппетитный запах!.. Только теперь я почувствовал, как сильно проголодался.