Слово Божие и слово человеческое. Римские речи

Настоящее издание произведений моего мужа, Сергея Сергеевича Аверинцева, – плод совместной работы, объединившей усилия русской и итальянской сторон, и я приношу глубокую благодарность Русской Православной и Римской Католической Церквам,

Я благодарю в лице отца Владимира Силовьева Издательство Московской Патриархии, осуществившее это издание. Я благодарю профессора Джузеппину Адзаро как организатора международных форумов 1993–2003 годов, в рамках которых С. С. Аверинцев создал произведения, которые становятся сейчас достоянием читателей этой двуязычной книги [1] . Я благодарю профессора Пьерлуку Адзаро и его мать профессора Джузеппину Адзаро, которые инициировали настоящее издание и сделали для него так много. Я благодарю всех высоких лиц, предоставлявших моему мужу возможность выступать перед европейской аудиторией, всех, кто высоко ценил усилия моего мужа, представляя его к почетным наградам и премиям, всех, кто был его благосклонным слушателем.

В 1992 году из-за тяжелой болезни жизнь моего мужа была в крайней опасности, но благодаря своевременно оказанной ему помощи он был спасен и прожил очень плодотворные годы, создав, в частности, и то, что опубликовано в этой книге. Ректор Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова академик Виктор Антонович Садовничий – моя благодарность ему беспредельна – попросил помощи у российского и московского правительств, и были незамедлительно выделены средства на проведение двух хирургических операций и на последующее реабилитационное лечение. Моя вечная благодарность всем, кто этому содействовал.

В мае 2003 года, во время конференции в Риме, мой муж перенес инфаркт, и во время его болезни итальянские официальные лица, коллеги и друзья делали все возможное для его выздоровления. Я безгранично благодарна всем, кто окружил нас вниманием и заботой. Особая моя благодарность – общине св. Эгидия и лично Адриано Рокуччи и замечательной семье профессора Джузеппины Адзаро, ее супругу и детям. Они неоценимо поддерживали меня в это трудное время.

Пользуюсь случаем принести самую сердечную благодарность председателю итальянского сената господину Марчелло Пера, который предоставил свой самолет и медицинское сопровождение, чтобы 20 июля 2003 года перевезти Сергея Сергеевича из Рима в реабилитационную клинику в Инсбруке.

В этом году исполнилось девять лет, как Сергея Сергеевича нет с нами. Выражаю глубочайшую признательность и благодарность всем, кто хранит память о нем. Хочу особенно поблагодарить ректора МГУ академика Виктора Антоновича Садовничего и главного ученого секретаря МГУ профессора Ольгу Владимировну Раевскую, которые при сотрудничестве с деканом исторического факультета Сергеем Павловичем Карповым, деканом филологического факультета Мариной Леонтьевной Ремневой и деканом философского факультета Владимиром Васильевичем Мироновым и при участии РАН в лице директора Института мировой литературы РАН академика Александра Борисовича Куделина и ныне покойного академика Григория Максимовича Бонгард-Левина учредили «Аверинцевские чтения», авторитетнейшую конференцию, проводимую каждые два года. Мне также очень приятно, что по инициативе декана филологического факультета М. Л. Ремневой было принято решение о присвоении одной из аудиторий на факультете, где учился мой муж, имени С. С. Аверинцева.

Я благодарю издательство «Никея» и лично редактора Егора Агафонова за переиздание «Римских речей» моего мужа. Вдохновлено было это переиздание Ольгой Викторовной Смыкой, скоропостижно скончавшейся в феврале этого года. Смерть этого замечательного человека – это невозместимая утрата для всех, кто ее знал. Мне особенно больно, мы были друзьями больше 60 лет. Вечная ей память!

Мы в высшей степени благодарны издательству «Никея» и в особенности редактору Егору Агафонову за организацию повторной публикации «Римских речей» Сергея Сергеевича Аверинцева, то есть всех выступлений, которые он произнес в качестве председателя Научного комитета Международной ассоциации «София: Идея России, Идея Европы», – начиная с ее учреждения в 1993 году и до самой своей кончины.

Это поистине ларец, полный сокровищ: каждый, кто пожелает прикоснуться к этим текстам, сразу же обнаружит, насколько они глубоки и вместе с тем доступны для понимания, насколько актуальны.

Перечитывая их в связи с подготовкой к переизданию, я поразился – возможно, впервые так сильно – тому, с какой настойчивостью Сергей Сергеевич подчеркивал необходимость личной и соборной молитвы. И тем сильнее это бросалось в глаза в его выступлениях перед аудиторией, где такой призыв на первый взгляд мог показаться неуместным: например, в Национальном Совете научных исследований, или в Сенате Республики, или в Фонде Джованни Аньелли. Отчего же эта ведущая тема затрагивалась им повсеместно?

«В Вене, – поведала мне не так давно в связи с этим Наталья Петровна Аверинцева, – Сергей Сергеевич каждый вечер читал молитвы непрерывно дольше часа на многих языках: на церковнославянском, на латыни, на греческом, Отче наш на арамейском. Для него было очень важно, чтобы в повседневной жизни присутствовало священное, чтобы священное присутствовало в нашей жизни каждый день, каждый час. И еще для него была важна помощь Божья. Он обращался к Господу всегда. Его порой винили в лицемерии, в том, что он выставляет свою веру напоказ. Но это абсолютно не так. Как можно говорить, что человек демонстрирует свою веру, о том, кто молится каждый вечер более чем по часу без перерыва, да еще и утром (утром чуть поменьше, потому что ему нужно было идти работать), если этому только я одна и была свидетелем? Что дома, что вне дома – он везде был одинаковым. Дома, в Вене, когда дети были маленькими, он всегда писал мелом на входной двери инициалы выражения „да благословит Господь этот дом“; а в Москве на двери комнаты, где он работал, он написал на арамейском Yeshu’a [3] ».

Это верно: прежде всего и в первую очередь Аверинцев жил «верховенством Бога», которое он утверждал и в частной жизни, и в жизни общественной, для которой частная служила питательной почвой.

Но не влекло ли это за собой того самого «риска теократии», о котором он говорит в этой книге? Риска тем более ненавистного, поскольку в начале 1990-х (по крайней мере, всем нам так тогда казалось) мы стояли на пороге мира наконец-то всецело толерантного, свободного от любого идеологического и политического нажима, свойственного тоталитарному строю. Более того, в те годы провозглашалось, что мы близки к «концу истории» (Ф. Фукуяма) – в русле некоей мирской эсхатологии, вставшей на место эсхатологии евангельской.