Слово чести
Шрифт:
– Мне бы тоже не мешало узнать, почемуБрандт и Фарли лжесвидетельствуют.
Подперев рукой подбородок, она как бы взвешивала его слова, потом потушила окурок и сказала:
– Правда это или лжесвидетельство, мистер Тайсон, я думаю, что, в конечном счете, только вы можете сказать мне, почему они рассказали Пикару эту историю. Только вы можете открыть мне, почему Садовски и Скорелло выдали мне противоположную версию. – Она не отрываясь смотрела на него, но он молчал. Она наклонилась над кофейным столиком и заговорщически прошептала: – Любая ложь обладает
Голос Тайсона звучал монотонно:
– Если я знаю правду и не говорю вам, так это потому, что не убежден, заслуживает ли страна, армия или кто-нибудь другой знать ее.
– Что мне нужно сделать, чтобы разубедить вас?
– Ничего. Или, может, по-крупному собирать ее. Ведь правду нужно добывать тяжким трудом. Правда распознается только после сказанной и не принятой во внимание лжи. Вы не оцените истину или начнете выдавать за нее свои фантазии до тех пор, пока не ступите на тернистую дорогу, ведущую к ней.
Она кивнула.
– Но вы мне расскажете?Я имею в виду когда-нибудь потом, когда все это кончится? Вы расскажете мне, что произошло, хотя бы с глазу на глаз?
– Очень даже может быть.
– Ну тогда я буду упорно работать.
– Да. Мне тоже пришлось немало потрудиться.
– Отнюдь, – ответила она, прижимаясь к спинке стула.
Тайсон разглядывал ее лицо в нежном полумраке комнаты. Его вдруг поразила мысль, что она одержима всем этим. И осененный тем, что знает источник ее навязчивой идеи, он решил, что смог бы перехитрить Карен и военную прокуратуру.
Как любой хороший следователь, она прибегала к беспроигрышному приему – анализируя ситуацию, вызывала подозреваемого на исповедь. Этот трюк гладко проходил с ошалелым патриотом или религиозным фанатом, добровольно идущим на муки, или со слабоумным, который не понимает последствий своего признания. Но поскольку он не относился ни к одному из перечисленных типов, то не видел и оснований для исповеди. К тому же это не было бы той правдой, которую они так хотели найти. Они хотели принести последнюю жертву богу войны, последний кусок плоти, потому что 57 939 тысяч жертв и оказались им недостаточными, и оракулы предсказали, что потребуется именно 57 940 тысяч, чтобы навсегда положить конец войне. Но Тайсон считал, что нет такой причины, по которой он станет жертвовать собой, чтобы покончить с войной, поскольку не помнил, с чего она началась. Марси, размышлял он, оказалась бы очень довольна этой аргументацией.
Он неожиданно произнес, словно Карен не было в комнате:
– Я стою сейчас на родной земле, и вы не можете меня преследовать больше. В чем суть закона о сроках давности?
Карен медленно встала и подошла к окну, за которым открывалась Пенсильвания-авеню, ведущая к облитому серебром прожекторов Белому дому. Она сказала:
– В этом самом особняке живет человек, который знает ваше имя и держит на своем столе все документы, касающиеся вас.
За окном загадочно чернел клочок неба и стройное красивое здание на противоположной стороне тонуло
Карен продолжала:
– Этот человек решает глобальные вопросы внутренней и внешней политики каждый день. И только время от времени, поскольку так диктуют наши законы, он должен уделять внимание гражданским делам. Он главнокомандующий вооруженными силами, ваш босс и мой тоже. Он может совершить акт милосердия, оказать покровительство и оставить чей-то поступок без наказания. Он может призвать вас в армию и отменить этот приказ. Где-то на этом уровне мы будем решать вашу дальнейшую судьбу – до, во время и после суда. – Она повернула голову и посмотрела на Тайсона. – Очень скоро. Буквально через несколько дней он выступит на пресс-конференции по вашу душу. Он или его помощники уже сделали краткие заготовки относительно вашего дела. – Она добавила чуть оптимистичнее: – У меня есть сильное подозрение, что он хотел бы никогда не слышать о вас, и надеется, что после этой пресс-конференции не услышит.
– Этого хотели бы только мы двое.
– Страна тоже, мистер Тайсон, не желает ничего о вас слышать.
– Значит, этого хотим мы все. – Бен посмотрел в ее сторону: – А вы как же?
– Я рада, что познакомилась с вами. Вы замечательный человек... – Она добавила, смутившись: – Возможно, именно по вам я сужу об остальных мужчинах.
Он словно пригвоздил ее взглядом, а потом заметил как ни в чем не бывало:
– Сказав это, вы, наверное, захотите уйти?
– А вам хотелось бы этого?
Он задумчиво потер подбородок:
– Нет. Думаю, что нам больше не представится случая побеседовать вот так, в одиночестве, без свидетелей и адвоката. Мы могли бы оба вынести много полезного из этого разговора.
– Да. Когда в комнате только двое, возникает какая-то определенная энергетическая активность... И общение усложняется, если их тет-а-тет разбавляет хотя бы еще один человек. Мы бы не смогли разговориться.
Тайсон положил правую ногу на журнальный стол и резко подтянул штанину, обнажая голень и колено. – Подойдите сюда и взгляните вот на это.
Было что-то в голосе бывшего пехотного офицера не терпящее возражений, и она автоматически подчинилась его приказу.
– Смотрите. Такое представление я никогда бы не устроил в официальной обстановке. Ближе.
Она сделала еще один шаг и посмотрела на толстый, извивающийся фиолетовый шрам.
– Конечно, рана не ахти какая, майор. Но если бы это случилось с вами, вас бы вывернуло наизнанку.
Она продолжала рассматривать старую рану.
Тайсон сказал:
– Психиатр как-то бился часа два, рассказывая мне о синергическом воздействии физических ран на душевные. Он мне открыл великую истину: изуродованная часть тела и боль становятся ежедневным напоминанием о перенесенной травме. – Тайсон опустил штанину. – Ну что? Не обманул?
Она моргала глазами, на густых ресницах блестели слезы.
– Психиатр?
Тайсон понял, что ему не следовало делиться этой информацией.
– Просто друг. Так... пьяная болтовня.
Она покачала головой, но он увидел, что она не поверила сказанному.
– Вас Брандт лечил?
Тайсон сощурился и промолчал.
– Вас лечил Брандт?
– Нет. – Тайсон поднялся со стула. Он вышел на середину комнаты, обернулся и посмотрел на Карен в упор.
– Почему? Ведь он ваш взводный медик?