Слово джентльмена
Шрифт:
Тем временем садовник Уэрли уже успел собрать для молодой хозяйки букет полевых цветов. Люсинда, продолжая вспоминать вальс, который танцевала накануне с Джеффри, спустилась в глубь сада, где ее покойная матушка в каждый день рождения дочери сажала по одной новой розе.
После ее смерти Люсинда старалась по возможности продолжать эту традицию, высаживая ежегодно по розе, но уже в память о матери. Неделю назад она получила двадцать четвертую розу, на этот раз из Турции, и сейчас собиралась ее посадить…
Присев возле клумбы, Люсинда разрыхлила землю и, осторожно взяв в руки роскошный
– Ну, как ты себя чувствуешь? Наверное, хочешь пить?
И тут же у ее ног появился кувшин с водой.
– Спасибо, Уэрли! – поблагодарила Люсинда, полагая, что это садовник. – Вы прочитали мои мысли!
Но тут ее взгляд упал на его ботинки. Странно, Уэрли никогда не носил подобной обуви. Люсинда подняла взгляд и, к своему удивлению, увидела сначала охотничьи брюки из дорогой оленьей кожи, каких никогда не позволил бы себе купить ни один садовник, зеленую куртку и яркий галстук, над которым выступал волевой подбородок. Взглянув еще выше, она увидела тонкие губы. Сверху на нее смотрели знакомые голубые глаза…
– Мистер Карроуэй! – воскликнула Люсинда и поспешно вскочила, наступив при этом на подол своей длинной юбки и чуть было не упав на клумбу.
Роберт сделал шаг вперед и схватил девушку за обе руки. Убедившись, что она удержала равновесие, он отпустил Люсинду и покорно отступил, восстановив расстояние между ними, после чего заложил руки за спину.
– Ну и чего вы испугались? – поинтересовалась Люсинда. – Можно подумать, я кусаюсь!
– Этого я не говорил, – хмыкнул Роберт.
«Будь с ним мила и приветлива! – сказала себе Люсинда. – Ведь если он пришел, значит, имел для этого причины!»
Обе подруги Люсинды, отмечая постоянное отсутствие Роберта на публике в течение последних трех лет, были убеждены, что лорду Карроуэю очень нелегко чувствовать себя оторванным от общества.
– Я не хотела вас обидеть! – смущенно промолвила Люсинда. – Хотя это вы первый вывели меня из себя.
– Я должен научиться быть осторожным и скрытным, – тихо ответил Роберт. – И мне казалось, вы надлежащим образом оцениваете искусство, с которым я это делаю.
Люсинда внимательно посмотрела на Роберта. Его лицо оставалось совершенно спокойным, однако небесно-голубые глаза вдруг повеселели и часто замигали. Люсинда с удовлетворением отметила, что Роберт, видимо, не лишен чувства юмора.
– В смысле осторожности мне явно далеко до вас! – Люсинда усмехнулась. – Но, думаю, нам следует заключить своего рода договор: не допускать никаких тайных действий друг против друга, прежде чем мы станем откровенными врагами.
– Принято! – кивнул Роберт и посмотрел через плечо Люсинды на дом. – Вчера вечером мне в голову пришла довольно любопытная мысль.
– И какая же?
– Вы напрасно тратите время с Джеффри Ньюкомом.
– Это еще почему?
– Потому что Ньюком – самоуверенный и донельзя испорченный человек.
Люсинда не могла решить, воспринимать эти слова с раздражением или же, наоборот, признаться, что они ее заинтриговали.
– Тем более он нуждается в уроках, – возразила она, но затем прибавила: – Конечно, я не могу безошибочно выбрать себе ученика только потому, что его окружение полагает, будто он особо нуждается
Роберт кивнул в знак согласия:
– Разумеется, вы правы, хотя лично я не отношу себя к категории джентльменов. Вы ближайшая подруга Джорджианы и, думаю, должны понимать, что если Тристана и Сент-Обина можно считать раздражительными и в какой-то степени сбившимися с пути, то оба они отнюдь не окончательно испорчены. И все же, какие бы уроки вы ни стали им преподавать, они не будут к ним прислушиваться, пока не поймут, что могут извлечь из них практическую пользу. При этом оба уверены, что весь мир должен склониться перед их сиюминутными желаниями.
– Тем, кто сторонится своих друзей, вы кажетесь человеком, знающим о них буквально все, – резко ответила Люсинда. – Скажите, а что вы думаете обо мне?
– О вас?
– Да, обо мне. Уверена, если вы столь аккуратно разложили по полочкам Джеффри, Сент-Обина и собственного брата, то что мешает вам с такой же легкостью повторить этот опыт и со мной?
Люсинда с удивлением почувствовала, что ее не на шутку заинтересовало мнение о ней Роберта. Возможно, она была слишком откровенна с ним. Но ведь она не просила его высказывать вслух мнение о ее возможном будущем муже!
– Вы заслуживаете куда большего, нежели этот Ньюком, – негромко произнес Роберт. – Я говорю так, потому что хорошо знаю его.
– Спасибо за заботу! – Люсинда резко выпрямилась. – Но согласитесь, что… – Она не докончила фразу, ибо Роберт, как и в прошлый раз, неожиданно куда-то исчез.
Люсинда удивленно осмотрелась по сторонам, но увидела лишь прогуливавшихся по садовым аллеям гостей. У нее было такое чувство, словно она минуту назад разговаривала не с живым человеком, а с каким-то нереальным существом, родившимся в ее разгоряченном воображении.
«Боже мой! – прошептала она с раздражением. – Ведь и я могла бы сказать тебе немало обидного, грубиян!»
– Разговариваешь сама с собой? – услышала Люсинда над самым ухом голос отца.
Генерал Баррет уже успел не один раз обойти вокруг дома, разыскивая дочь среди цветочных клумб и кустов.
Люсинда посмотрела на его слегка обиженное лицо и поняла, что хитрить с отцом было бы недостойно.
– Я… я разговаривала с новым кустом роз! – призналась она.
– Ах вот как! Разговаривала с цветами? Ну, и что же они тебе ответили?
– Они застеснялись и промолчали.
– Если все-таки они соблаговолят ответить, то передай мне все до последнего слова!
– Очень остроумно!
Генерал протянул Люсинде руку, в которой было зажато какое-то письмо.
– Возьми. Недавно принесли, – строгим тоном сказал он, передавая дочери смятый конверт.
Взяв конверт, Люсинда с упреком заметила:
– Полагаю ты решил передать это мне лично и с таким опозданием только потому, что все слуги в доме буквально валятся с ног от усталости! И уж конечно, не потому, что, как всегда, откладываешь все на потом! Скорее всего ты просто не знаешь, как закончить очередную главу своего опуса, а поскольку стесняешься прямо попросить меня о помощи, то делаешь это в письменной форме. Ведь так?