Слово наемника
Шрифт:
— Божья… — попытался я кивнуть, но чуть не закричал от боли — в подбородок упирался острый край.
— Вот, сами говорите — Божья. А чего же вы Кястаса моего на муки приговорили? Кто вам такое право дал?
— Кто-то всегда погибает. Ваш муж погиб, зато вы и ваша дочь живы. И денег он вам оставил.
— Да какая это жизнь? — криво усмехнулась женщина. — Деньги-то есть, а Кястаса нет…
Что я должен был ответить этой женщине? Что я выбрал Кястаса из-за того, что тот был все равно обречен? Что никто ее мужа не гнал, а он сам сделал свой выбор? Наверное, нужно было попросить прощения, сказать что-то, но я не
— Бетти, когда вырастет, будет гордиться своим отцом.
— Расступись! — послышались крики.
Орали возчики, пригнавшие телеги с бревнами и досками.
— Эшафот делают!
— А на него виселицу поставят, чтобы повыше было! — радостно загалдели в толпе.
К тому времени, когда за мной пришли, я успел основательно замерзнуть и приобрести несколько ссадин. Мальчишки, при молчаливом одобрении взрослых, все-таки потренировались на живой мишени!
Завершение суда прошло так, как я и предполагал. Господин обвинитель с блеском в глазах потребовал смертной казни, а члены Городского совета, включая и тех, кто еще недавно симпатизировал мне, вынесли вердикт: «Виновен!»
Последнего слова мне не давали, да я его и не просил. Смысл? Вот только слегка удивило и насмешило предложение третьего бургомистра, господина Кауфмана. Маленький толстячок, робко глядя на Лабстермана, сказал:
— Мне кажется, нам нужно отдать должное господину Артаксу. Его роль в защите города следовало оценить не только деньгами.
— Кауфман, что вы такое мелете? — удивленно спросил Заркаль.
— Я думаю, мы должны присвоить господину Артаксу звание «Почетный горожанин вольного города Ульбурга»! Все-таки спасителю города негоже лежать в одной могиле с ворами и бродягами, — развил свою мысль третий бургомистр.
— Да какая разница, где ему лежать? — вспылил Заркаль. — Пусть радуется, что в ров не бросят, как собаку.
Однако господину первому бургомистру почему-то понравилась нелепая идея его коллеги. Может быть, из-за ее нелепости?
— Знаете, господа, — задумчиво изрек Лабстерман. — А господин Кауфман прав. Несмотря на то что Артакс — убийца, и мы, разумеется, казним его, мы должны воздать герою должные почести. Господин Циммель, какие почести положены почетному горожанину?
— Освобождение от налогов, — начал перечислять хранитель законов. — Но Артакса это уже не касается, — уточнил он. — Право ношения серебряной цепи с серебряным же медальоном с изображением герба.
— Ну, медальон с гербом мы уже не успеем изготовить, — отмахнулся Лабстерман. — А что еще?
— Еще? — призадумался Циммель. — А… — расцвел он. — Для почетного бюргера установлено право казни на шелковой веревке!
— Вот! — воздел первый бургомистр палец вверх. — Думаю, мы можем предоставить наемнику и бывшему коменданту Артаксу такое право — быть повешенным на шелковой веревке! Вы согласны, господа?
Члены совета одобрительно закивали. Даже Заркаль не стал возражать.
— Итак, господа! Я выношу вердикт! — торжественно объявил судья Циммель. — Суд города Ульбурга рассмотрел в заседании дело по обвинению в убийстве бывшего наемника на службе города Юджина Артакса свой жены — горожанки фрау Уты фон Артакс и установил, что вина упомянутого Артакса доказана целиком и полностью. Согласно законам города, Артакс приговаривается к смертной
— Шелковую веревку я приобрету за свой счет! — к всеобщему удовольствию, сообщил Лабстерман, усиленно борясь с улыбкой.
Члены Городского совета остались решать какие-то вопросы, а меня отвели обратно в подвал под ратушей, в клетку.
Когда за мной закрылась дверь, а стражники ушли, я лег на жесткую кукурузную солому, немного отдохнул, а потом, встав на колени, принялся вытряхивать из-под одежды трофеи — две пригоршни камушков, набранные на площади. Зря я, что ли, скандалил со вздорной бабой? Нужно же было придумать повод для падения, а потом, делая вид, что не могу отдышаться, переправить камушки под платье…
Конечно, я не собирался «перепиливать» кандалы. Скорее, истер бы камни в пыль, не добившись ничего путного. А вот сточить шляпки заклепок можно! Я еще вчера обратил внимание, что кузнец оказался слишком рачительным — вставил такой гвоздь, что он еле-еле выступал над дыркой! Будь там металла побольше или если бы заклепку вначале раскалили, а потом плющили, было бы труднее. А так — мягкий металл…
Повозиться пришлось до самого утра. Но кандалы снял! Жаль, что клетку открыть не удалось. Изрядно вымотавшись, я заснул…
Во сне ко мне пришел нищий, которого я убил. Протягивая ко мне руки, он сказал:
— Мне холодно. Верни мне мою куртку.
— Прости, старик, — отозвался я. — Я не хотел тебя убивать. Ведь я же похоронил тебя, прочитал молитву.
— Верни мне куртку, — повторил старик и закашлялся, словно несмазанные дверные петли…
Я проснулся от скрипа двери. Поняв, что за мной пришли, стал быстро приводить в порядок солому и цеплять на себя кандалы. Вместо заклепок пришлось засунуть стебли кукурузы. С первого раза не догадаются, а потом… Потом посмотрим.
«Это был просто сон? — подумалось вдруг. — Или это был не простой сон?»
Не приснись мне этот старик, меня бы застали со снятыми кандалами. Или — так уж совпало?
За мной явились два стражника. Первый остался у дверец клетки, а второй прошел внутрь.
— Вставай, — лениво приказал он. — Велено тебя проводить наверх.
— Уже вешать? — поинтересовался я.
— А куда же еще? Чего тянуть?
— А как же исповедь, причастие?
— Патер Изорий болен, — пожал плечами стражник. — А кроме него, к убийцам никто не ходит.
— Опять же перед казнью кормить положено.
— А зачем? — зевнул стражник. — К чему тебя кормить, если повесят? Только деньги лишние переводить. Давай поднимайся. Там уже весь город собрался, только тебя ждут. Э, ты чего? Помоги…
Первого стражника я убил ударом в горло — сломал ему кадык, как меня когда-то учили. Второй успел дернуться, но скоро умолк, похрипев немного.
Я разжал руки, быстро стащил с него плащ, примерил каску. Прихватив алебарду, пошел к выходу.