Слово наемника
Шрифт:
Решив, что смогу «легализировать» каторжника и наемного убийцу (кстати, как это будет в женском роде?), я повеселел. А тут еще и мой спутник Жан решил-таки начать разговор.
Щипач не хотел садиться в одну телегу со мной. Не потому, что не нравилась компания, а из-за чёрного порошка.
Хельмут и Всемир наткнулись на бочонки случайно. Поначалу решили, что вино, обрадовались, но, не найдя ни краника, ни затычки, удивились, а разломав крышку и подсветив факелом, удивились еще больше. Я до сих пор удивляюсь, как они не взлетели на воздух?
Когда
Жан, пробывший на каторге дольше, чем я, хорошо представлял, на что годится невзрачная пыль. Ну а я не стал ему говорить, что для вящего эффекта нужно поместить порошок в какой-нибудь пустотелый сосуд и поджечь. Вспомнил файеры, виденные в детстве, а остальное нетрудно сообразить.
— Ты что дальше делать собираешься? — поинтересовался щипач. — Поедешь в свой Ульбург бургомистра раком ставить?
— Поставлю, — кивнул я. — И бургомистра поставлю, и весь город за компанию.
— Ишь ты, — уважительно присвистнул вор. — А город-то зачем?
— Есть причина, — уклончиво ответил я.
— Для того и черную пыль взял? — спросил щипач, но сам и ответил: — Правильно. Рванет так рванет!
— На весь Ульбург не хватит, но на Надвратную башню — вполне. А все остальное горожане сами снесут, коли жить захотят.
— Да, крепко тебе городишко-то насолил, крепко…
Мне почему-то не хотелось рассказывать о моем последнем пребывании в Ульбурге. Равно как не хотелось делиться с Жаном-щипачом планами мести. Зачем? Бешеной ярости, застилавшей глаза, заставляя крушить и сметать все на своем пути, у меня не было. Возможно, я просто «перегорел». Можно бы вообще плюнуть на этот вшивый городишко и ехать дальше. Можно-то можно, но — нельзя! Нельзя оставлять на этом свете города, что предают своих героев. Ульбург будет разрушен.
— А что там у тебя с нашим королем стряслось? — не желал оставлять меня в покое щипач. — За что он на тебя взъелся?
— В каком смысле — взъелся? — удивился я. Не удержавшись, добавил: — Это мне бы на него нужно взъесться.
— Расскажи-ка все по порядку, — потребовал Жак. Именно — потребовал, а не попросил! Потом, поймав мой насмешливый взгляд, примирительно добавил: — Я же не просто так спрашиваю. Дня за два, как ты нас освободил, на рудник весточка пришла. Мол, «король» приказал — тот, кто повстречает наемника Артакса, должен его убить. Мы с ребятами голову ломали — с чего это вдруг? Сам же наемнику слово сказал, а теперь убить хочет? Что-то тут не так…
— Чего ж не убили? — усмехнулся я. — Была же такая возможность…
— Ты, наемник, нас совсем за людей не считаешь? Мы же только на тебя и надеялись… Кто мы после этого будем?
От обиды голос Жана-щипача задрожал, и он неожиданно всхлипнул.
— Не сердись, — попросил я, приобняв парня за плечи. — Это я так, сдуру сказал.
— Ладно, проехали, — грубовато сказал вор и высморкался, скрывая слезы. — Но ты бы рассказал, как все дело было. Я ведь среди нашего брата человек непоследний, сам знаешь…
Что ж… Я рассказал щипачу обо всем, что случилось со мной после нашего расставания. Как я убил старика-нищего, отнял телегу у братьев-язычников и встретился с шайкой Марты. И о поединке за «титул», и о том, как меня арестовали, как мой старый друг вел себя на суде. Даже не стал скрывать самого неприятного — картины, какую увидел в доме бывшей любовницы.
— Дела… — протянул щипач, когда я завершил свой рассказ. — Выходит, король не только тебя, но и всех нас предал.
— Почему? — не понял я.
— Ну ты же ему сказал, что хочешь из рудника каторжников освободить? Сказал. Значит, должен был король воров озаботиться, чтобы тебя любой ценой из тюрьмы высвободить. Ну, — развел Жан руками, — понятное дело, не смог бы он тебя из тюрьмы спасти. Но зачем было на суде против тебя свидетельствовать? С него ведь народ воровской может и спросить за такие штучки-дрючки…
— Выкрутится! — уверенно отозвался я. — Жак Оглобля еще и не из такой беды выкручивался. Скажет — убийц да воров я не предавал, а то, что про наемника на суде свидетельствовал, что тут такого? Наемник — он человек чужой. А то, что слово знает, так при чем тут я? Может, под пыткой у кого вызнал? Кто докажет, что я ему слово сказал?
— Может — да, а может — и нет, — пожал вор плечами. — Но тут еще одна тонкость есть. Можно королю вопрос задать — не захотел ли он деньги присвоить, которые должен был тебе за поединок заплатить? Деньги за поединок — дело святое. Это как долг за проигрыш. Проиграл — плати!
— Придумает что-нибудь. Скажет — деньги наемнику я заплатил при свидетелях. И свидетелей приведет.
— Вишь, так-то оно так… Но и спрашивать его не дураки будут, а люди бывалые. Тут выкрутился, там открестился. Это тоже подозрительно. А король воров должен свою честь блюсти!
Я едва не заржал, как мой гнедой, заслышав высокопарную чушь о чести, что должен блюсти король воров и душегубов! Ишь ты, «воровская честь»… Ну и ну…
— Как я понимаю, ты мне не все рассказал? — настаивал щипач. — Ты же нашего короля много лет знаешь. Наверняка известно что-то такое, что ему костью в горле станет. По глазам вижу, что знаешь. Знаешь, но не говоришь…
«Что да, то — да, — хмыкнул я про себя. — Если рассказать ворам о том, что их король служил наемником и получал жалованье от короля, одного этого хватит, чтобы снять с него „корону“. А коли дополнить рассказ историей о его гешефтах с первым бургомистром, наличием земельной собственности, немой девкой, что подслушивает и подсматривает, потом доносит Жаку Оглобле (наверняка не только о купцах, но и о своих), — так воры своего короля примут в ножи!»