Слово силы: Боль
Шрифт:
Слова Мастера казались бредом сумасшедшего, хотя тут, скорее всего, сумасшедшим становился я. Постоянные волны боли, когда твою плоть жгут, режут, поливают кислотой. Заморозка плоти, разряд электричеством, прорастание внутри тела колючих лиан — всё это чередовалось одно за другим, под радостные комментарии ублюдка, который только казался человеком.
— Это определенно интересный опыт, — задумчиво выдал садист. — Хм, умрет, не умрет? Нет, я просто обязан это проверить!
Очередная волна тепла даровала лишь каплю облегчения. Напор боли уменьшился, пелена перед глазами пропала. Появилась возможность проанализировать увиденное, но так как голова моя была уронена на грудь, увидел я лишь своё
— Ну-ну, — похлопал меня по плечу Мастер, — у тебя отлично получается.
А после откуда-то с пола взметнулся целый вал пламени, пожирая всё: и плоть, и разум. Боль была такая, что отключился я практически мгновенно. Но этого, видимо, было мало. Потому что сознание мне вернули насильно в самый пик, когда кожа приобретает черный цвет. Наверно, у меня даже глаза лопнули, ибо всё, что отложилось в памяти, это темнота и боль. Целый океан боли, что омывает меня со всех сторон. Он, то накрывает волной, то чуть отступает, чтобы после накатить с новой силой.
Следующее, что отложилось в памяти, это, как меня тащат. Я болтаюсь на плече, вижу свои свисающие руки, которые представляют собой жалкое зрелище. Черная, потрескавшаяся корка и боль. После фрагмент памяти сменился мгновением, когда меня сбрасывают на топчан и снова темнота. Вспышка, сознание возвращается, чтобы ужаснуться от той боли, через которую проходит тело и снова забытье. А после опять, и опять. Каждый раз, когда удавалось очнуться, задерживался в сознании ненадолго. Боль правила балом и именно она руководила мной. Прийти в себя от боли? Да, пожалуйста! Потерять сознание от чересчур сильного её напора? Следующим шагом. Полубредовое состояние, когда все твои мысли, больше походят на хоровод безумца. Ни ясности, ни понимания. Только боль. И, когда начало казаться, что я больше не выдержу, пришла нежданная помощь. На первый план вырвался Зверь. Он заполнил собой разум, принимая боль и позволяя другой моей части отдохнуть. Напор боли угас и сознание, по крайне мере та часть, что отвечала за человеческое восприятие, смогло отдохнуть.
Прийти в себя я смог посреди глубокой ночи. Внутренние часы дали четкое понимание, того, что сейчас именно ночь. Тишина не была абсолютной, но что-то около того. Единственное, что выбивалось из привычной картины, это чужое присутствие. Тихое размеренное дыхание справа от меня и запах.
Повернуть голову в бок оказалось не таким простым делом. Каждый миллиметр движения простреливал всё тело вспышками боли. Да еще к тому же и раздавался неприятный хруст.
Девушка сидела вплотную к топчану, и облокотившись о стену, спала. Ноги притянуты к груди, голова на плече. Хорошо видны покрасневшие дорожки кожи от слез, что как-то не складывается с тем её холодным тоном.
Вернуть голову назад получилось чуть легче, а уж когда опустил глаза на грудь, стал понятен хруст при движении. Это так лопалась корка, которой сейчас покрыто всё моё тело. Черная, жесткая, точно такая же, как бывает, при подгорании мяса на сковородке. Боль присутствовала фоном, но уже не было того напора, который лишал бы сознания. Где-то на грани с терпимым и без необходимости орать. Тем не менее, мыслей в голове было немного. Напала какая-то непонятная апатия. Не хотелось ничего. Пожалуй, только чтоб закончилась боль и удалось вдохнуть полной грудью. Но, всё это роскошь.
Сна не было. Более того, спустя десяток минут, пришло острое желание двигаться. Не лежать, куском обгоревшего мяса, чем по факту я и являлся, а содрать всю эту гарь и сходить в душевую, чтобы струи холодной воды смыли весь тот жар, который, казалось бы, намертво впитался
Что ж, начнем, пожалуй.
Приподнять правую руку, чуть согнуть в локте, чтобы на черной корке пошли сеточки трещин, сквозь боль добавить еще немного усилий и тихий хруст разбавил тишину камеры. Сразу потекла сукровица. Она неприятными бурыми потеками стекала по руке, и капала на топчан. В душ захотелось еще больше. А уж какой пробился запах и вовсе можно умолчать.
По ходу дела, мысли плавно сместились к Мастеру. Ненависти, столь яркой, какая была раньше, не было. Осталась только злость. Такая же потухшая, как угли, она всё же никуда не делась. Нет, если мне вдруг посчастливиться, я с удовольствие разорву его на части, но только и всего. То ли апатия так сказывается, то ли после всего произошедшего разум просто не в состоянии больше испытывать столь яркие эмоции. Время покажет.
— Курт! — всхлип от Мики застал врасплох минут через сорок.
Повернув голову в её сторону, хотел сказать, что всё нормально, но смог прохрипеть только что-то непонятное. Девушка на это вздрогнула всем телом и слезы из её глаз хлынули чуть ли не ручьем. Она бросилась мне на грудь, но тут же отпрянула, стоило болезненному стону вырваться наружу. Девушка только и смогла, что прижать ладошки ко рту, с ужасом разглядывая моё тело. Да, зрелище поди то еще. Местами корку я отодрал, так что сейчас представлял собой малоприятный, дурно пахнущий шмат плоти, не иначе. И, если зрение восстановилось одним из первых, как и уши с носом, то вот речевой аппарат даже и не думал. Каждый раз, сглатывая слюну, вздрагивал, ибо это незначительное движение, давалось слишком уж тяжело.
— Я помогу, — девушка вновь привлекла к себе внимание, но в этот раз всё было иначе.
Собранный, решительный взгляд и удаляющийся топот босых ножек.
Вернулась она спустя минут пятнадцать. Тазик с водой в руках и целая охапка тряпок. Уже после, когда она села сбоку от меня на корточки, то рядом появилась и какая-то бутыль, с густой зеленой жижей. Догадаться о том, что это какое-то лекарство, труда не составило.
Признаться, мне было жутко стыдно и неудобно, особенно, когда Мика закончилась с торсом и попыталась, было, опуститься ниже. Не знаю уж, каких усилий мне это стоило, но прикрывшись одной из тряпок, свою честь отстоять удалось.
— Вот, что ты как маленький! — возмутилась она, всплеснув руками.
— Я сам, — прохрипел я совсем тихо. — Смогу. Не надо.
— То есть, как лапать меня, так это мы смелые? — руки в бока и хмурое, но такое умильное выражение лица. — А сейчас мы, значит, стесняемся, да?
— Лучше помоги подняться, — попросил девушку, на что та только тяжело вдохнула.
— Дурак упертый, — пробурчала она совсем тихо, но я услышал.
Подняться удалось с трудом. Тело слушаться не хотело, да и деревянные мышцы то и дело отказывались напрягаться. Такое чувство, будто без движений провалялся неделю, не меньше.
— Мик, сколько я в таком состоянии? — спросил девушку, стоя в углу.
Упор в обе стены позволял хоть как-то держать равновесии, не падая всем телом на Мику.
— Завтра был бы пятый день, — ответила девушка, и своим ответом нехило так поставила в тупик.
Хотелось мне выматериться во всю ширину души своей русской, но не стал. Только на долгие полминуты прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Эмоции пошли раздрай, что с одной стороны хорошо — я не овощ, но с другой — сейчас не время. Значит, этот больной ублюдок повеселился вовсю. В очередной, сука, раз. Я так никогда не восстановлюсь, о какой учебе у Хина может быть речь? Боюсь даже представить, через что проходят все остальные. Та же Мика, сильно изменилась. Эти её наросты теперь смотрятся более устрашающе и больше не пропадают внутри тела.