Слово в пути
Шрифт:
Такие сооружения, вроде театра или музея, возникают как знаки возрождения духа, но и как свидетельства благосостояния. Прага в конце XIX века была в Австро-Венгерской империи богаче Вены. А соперничество здешних чехов и немцев оказалось крайне плодотворным: прекрасные дома строились наперебой, и по числу фасадов вычурно-благородного стиля модерн Прага опередит и Барселону и Париж.
На этой волне вышли и «Старинные чешские сказания». Занимательно обнаруживать, как их герои живут в городе.
Сказание «Знамя святого Вацлава». Князь Собеслав (XIII век) разбил войска германского
«Девичья война». Это волновало меня больше всего. Речь о пражских амазонках, женском спецназе X века. После смерти княгини Либуши они решили не отдавать власть в руки мужчин и стали уничтожать их: тендерный геноцид. Особенно коварно убили воеводу Цтирада. Он ехал с отрядом к Пражскому Граду, как вдруг увидел красивую девушку, привязанную к дереву. Спешившись, воины пришли на помощь, и тут из кустов вылетел девичий эскадрон, изрубивший их в кнедлики. Девушку-живца звали Шарка, и когда едешь из аэропорта, то слева, еще до появления первых зданий, виден тот каменистый холм — Горная Шарка. На нем пасутся овцы, а прежде вон что бывало.
«О Либушиных пророчествах». Начиналась Прага с Вышеграда — он в стороне от центра: как ясно из названия, на высоком холме, обрывающемся к Влтаве. Княгиня Либуша, которая и заложила здешние тенденции феминизма, сама выбрав себе в мужья князя Пршемысла, отсюда предрекла: «Вижу город великий. До звезд вознесется слава его. И назовете вы город Прагой». Prah— по-чешски «порог», то есть речной порог у Вышеграда. Наверху красиво. Напротив изящной двуглавой Петропавловской церкви в стиле неоготики — симпатичное кафе. В парке — статуя Либуши с мужем при ноге. Туристки очень одобряют.
Сказание «Пражское гетто». Там рассказывается, как раввин Лёв создал Голема — живого человека из глины. В гетто можно увидеть кладбище и синагоги, одна из которых, Старо- Новая, — самая древняя в Европе (XIII век). Есть и памятник рабби Лёву. Но мне нравится другая легенда, исполненная не мистики, а здравого смысла: о двух голодных раввинах, которые сделали из глины теленка, оживили, зарезали и съели. Очень по-пражски.
Идеальный город
Сейчас это словосочетание идейно разболталось. Время от времени появляются списки лучших городов мира, и первая десятка объявляется идеальной. И каждый раз — претензии: «да в этом Цюрихе от скуки помрешь», «ну, Торонто — Нью- Йорк для бедных». И т. п.
А спорить не надо. Идеальный город есть. Всего один на свете. Зафиксированный, зарегистрированный — терминологическая истина.
Это Пиенца. Находится в Тоскане, в 50 километрах к югу от Сиены, в 12 километрах к западу от Монтепульчано.
Сиену представлять не надо: по крайней мере, площадь — по моей, не подтвержденной Гиннессом, оценке — прекраснейшая в мире, не говоря об остальных достоинствах города.
Кто не был в Монтепульчано, съездить надо, хотя небезопасно. Все 13 тысяч населения заняты продажей окрестных вин — Rosso di Montepulcianoи Vino Nobile di Montepulciano. Нормальное времяпрепровождение в этом городке, насаженном на вершину горы, — с утра до обеда бродить по дегустациям, после обеда выспаться и снова бродить по дегустациям, не охваченным до обеда. Питейно-торговых точек тренированному туристу хватит дня на три.
В Пиенце тоже торгуют тем же дивным вином и поят им повсюду. Плюс здесь еще своя духовная радость — овечий сыр Pecorinoиз Пиенцы — может быть, самый знаменитый в Италии. Лучший — в пепле, похожий на грязный булыжник в углу двора. В местных кабачках пекорино подают изобретательно: с медом, каштанами, мармеладом; запекают, жарят на манер сулугуни. Берусь рекомендовать на закуску под чуть (совсем чуть) охлажденное красное — пекорино с медом и pignoli,орешками пиний, теми же кедровыми.
В общем, заметно, как мы приближаемся к идеалу.
В 1405 году в этой деревеньке (здесь и сейчас 2300 жителей), которая тогда называлась Корсиньяно, родился Энео Сильвио Пикколомини, один из образованнейших людей раннего Возрождения. В 1458 году он стал папой Пием II, а уже в следующем году поручил архитектору Бернардо Росселино превратить родную деревню в идеальный город.
Надо повторить: это было четкое понятие. Термин. Идеальный город призван был воспитывать нравы и чувства, исправлять души и умы. В трактатах той эпохи рекомендовалось, например, устраивать площади и перекрестки так, чтобы молодые были под постоянным наблюдением старших. Одни резвятся в открытом пространстве, другие чинно беседуют в колоннаде. Переписи показывают, что половина мужского населения итальянских городов XV века — люди до сорока лет, подавляющее большинство из них холостые. Альберти трогательно пишет: «Играющую и состязающуюся молодежь присутствие отцов отвратит от всякого беспутства и шалостей». Ага, щаз. Футбола, допустим, еще не было, но перечтем Шекспира: с чего сцепились Монтекки и Капулетти?
Идеальный город изображали и проектировали многие: Леон Баттиста Альберти, Филарете, Лючано Лаурана, великий Пьеро делла Франческа. Но все это осталось на бумаге. В камне попытка сделана была лишь одна — Пиенца.
Когда приезжаешь сюда, как бы ни готовился заранее, цепенеешь от миниатюрности идеала. Выходящие на главную площадь кафедральный собор и три палаццо — обычного ренессансного размера. Но сама площадь — двор. Едва не дворик. И вдруг понимаешь — да так оно и есть: это же итальянский сад камней эпохи Возрождения. Для себя, для эстетическо-интеллектуальной утехи. Там, вне, — черт знает что с безобразиями и жестокостями, а у нас тут, внутри, идеал. Вышло? Нет, конечно, и не могло. Но был замах — и остался на века в камне, золотистом песчанике Пиенцы.