Слово Варяга
Шрифт:
– Я сказала то, что есть, а вам следует делать вывод. Курков мог предотвратить беду, однако не сделал этого.
– После того случая у Бори как-то надломилась психика. Он сделался совершенно другим и даже возненавидел своего старшего брата. За удачливость, что ли… Не знаю!
– А они были похожи друг на друга, когда выросли?
– Очень! Как однояйцевые близнецы. Их трудно было даже различить.
– Понимаю. А младший брат был такой же талантливый?
– Да. Очевидно, у них это наследственное. Но все-таки Степан был умнее. Я знаю, что Борис поступил
– Может быть, я невольно принесу вам своим вопросом боль, но позвольте спросить еще вот что… Вы знаете, что потом стало со Степаном Шатровым?
– Да знаю, но он в этом не виноват! – отрицательно покачала головой Екатерина Алексеевна. – Все, что угодно, но только не это. Я как никто знала Степана Шатрова. Ну, какой же из него маньяк! Произошла какая-то чудовищная ошибка!
– Не знаком ли вам этот человек? – Чертанов показал женщине фотографию Степана с «волком».
В ее лице что-то неуловимо дрогнуло, но ответила она уверенно:
– Нет, не знаю такого.
– Спасибо, вы мне очень помогли. Можно задать еще один вопрос? Возможно, он прозвучит бестактно, но что поделаешь, такова моя работа.
– Задавайте, – мужественно согласилась женщина.
– А кто был отцом у вашей старшей дочери?
– Понимаю, к чему вы клоните… Это не был Степан Шатров! – почти с вызовом ответила Екатерина Алексеевна.
– Понятно, – протянул Чертанов.
Фотография по-прежнему лежала на столе, и всякий раз, когда взгляд женщины падал на снимок, ее глаза теплели.
– Вы можете взять ее, – сказал Чертанов, указав взглядом на снимок, – это копия.
– Спасибо, – растроганно поблагодарила его женщина.
Покидая территорию интерната, Чертанов обратил внимание на группу подростков, которые, не скрываясь от учителей, покуривали на скамейке. Среди них выделялся один, чернявый, гибкий паренек. На большом пальце правой руки у него было вытатуировано пять точек: четыре квадратом, а одна в середине. Смысл незатейливого тату таков: кругом тюремные стены, а я посередине. «Наш клиент», – подумал Чертанов, проходя мимо. Покоробило его другое, в руках паренек покручивал ручку «Паркер», которую Михаил час назад подарил веснушчатому пацаненку.
Отойдя в сторону, Чертанов набрал номер на мобильнике:
– Захар?
– Да.
– Ты подготовил что-нибудь по моему вопросу?
– Как раз только что принесли. Знаешь, я прочитал и едва не упал со стула, так что ты тоже держись.
– Что там у тебя?
– Слушай. Оказывается, этот Павел Сергеевич Курков еще та птица! У него два высших образования. И знаешь, какое первое?
– Медицинское. Что-то они все в медики полезли.
– Но это еще не все. В свое время он подавал очень большие надежды. Занимался проблемами мозга. Преподавал в вузе, но был уволен. И знаешь за что?
– Не тяни, – раздраженно сказал Чертанов. Его сердила привычка Захара говорить загадками.
– Он любил наведываться в морги и наблюдать за тем, как расчленяют трупы.
– Он врач…
– Да,
– Пожалуй… Что ты нарыл еще?
– Дальше тоже интересно. Потом он закончил педагогический и устроился работать в школу-интернат. Не детдом-интернат, где он сейчас директором, а другой… Ну знаешь, такое детское заведение, где родители оставляют своих отпрысков на неделю, а по воскресеньям забирают.
– Дальше!
– В этом интернате он был обличен в домогательствах к старшеклассницам. Они написали на него коллективное заявление.
– Было что-то серьезное?
– Доказать так ничего и не удалось, но ходили слухи, что у него был целый гарем из старшеклассниц.
– Однако! Значит, его все-таки не посадили. Вывернулся, мерзавец!
– Сумел! – возмущенно подтвердил Захар Маркелов. – Судя по материалам, через него прошел не один десяток девушек. Ходил с ребятами в походы, а сам подпаивал их и вытворял что хотел. В общем, ему пришлось уйти.
– И он решил переключить свое внимание на тех, у кого нет родителей?
– Выходит. А эта Копылова – его бывшая любовница. Он совратил ее, когда перешел в детдом. Потом так и держал около себя. Я думаю, если ее как следует тряхнуть, так она все выложит.
По его тону Чертанов чувствовал, что он выложил ему не все. Его всегда раздражала особенность Маркелова оставлять самое главное под конец.
– Что там у тебя еще? Не тяни!
– Я тут еще немного покопался в его личном деле. И знаешь, что обнаружил? Оказывается, аномальная любовь к девушкам проявляется у него уже с раннего детства. Еще в тринадцатилетнем возрасте было отмечено – «склонен к изнасилованиям».
– Ты проверил фотографию, что я сканировал для тебя? – раздраженно спросил Чертанов.
– Проверил. Ты сидишь или стоишь?
– Стою.
– Тогда держись крепче, чтобы не свалиться. Оказывается, Шатров и Матвей Тимашов двоюродные братья!
– Это точно?
– Да.
– А они знают об этом?
– Похоже, что нет.
– Как ты это установил?
– В квартире Тимашова я нашел такую же фотографию. Кроме того, отыскался выпускной альбом его отца, под фотографией подпись «Борис Шатров».
– Выходит, что он поменял фамилию?
– Получается, что так.
– Ладно, я возвращаюсь в интернат. У меня к Екатерине Алексеевне будет еще несколько вопросов.
– Хорошо. До связи.
Положив телефон в карман, Чертанов заторопился к интернату. В закоулках сознания блуждало какое-то дурное предчувствие и подсказывало ему, что следовало поторопиться.
Быстрым шагом он пересек двор, в котором мальчишки продолжали играть в футбол. Только в углу площадки, спрятанном от людских глаз плотной стеной кустов, подростки, оседлав дощатые ящики, азартно резались в карты на деньги. Раздался отчаянный крик, кому-то из них не повезло.