Слово Варяга
Шрифт:
Абажур был темно-зеленого цвета, и свет, падающий на Михаила, делал его лицо каким-то болезненным. Он страдал.
– С чего ты взял, что я должна заинтересовать маньяка?
Михаил после некоторого раздумья ответил:
– Ты только не пугайся, девочка. Ты интересна ему хотя бы потому, что находишься рядом со мной. Ему любопытны все, кто входит в мое окружение. Разумеется, ты – в первую очередь! Я охочусь на него, а он уже давно охотится на меня. Это можно назвать своеобразным поединком. Ему не удалось победить меня, и он захочет причинить мне боль через моих близких, через людей, которых
– Может, тебе это показалось?
Чертанов отрицательно покачал головой:
– Мне сложно это объяснить… Называй это как хочешь… Я же полагаюсь на свой оперативный опыт и чутье. Серийный убийца должен непременно выйти на тебя! Кроме того, по своим внешним данным ты подходишь под тот тип женщин, которых он выбирает. Я уже анализировал это.
Вера была взволнована.
– Ты хочешь сказать…
– Да, именно это я и хочу сказать, – перебил ее Чертанов. – Маньяк по своей природе охотник. Из множества людей, встречающихся на его пути, его интересуют только те, что могут расшевелить его больное воображение.
На мгновение Веру парализовал страх.
– Надеюсь, что ты шутишь? – с неестественной улыбкой спросила она. – Я, конечно, знала, что все это страшно, но не думала, что это ужасно до такой степени. Чем же его привлекают такие девушки, как я?
– Это вопрос, на который я не могу получить ответа. На него можно будет ответить, только если удастся изловить маньяка. Я могу только предположить… Может быть, подобный тип женщин напоминает ему девушку или подругу, которая его отвергла. Или мать, которая была с ним излишне жестока. – Рука Михаила бережно легла на ее бедро. – Так что я тебя предупреждаю, Вера, постарайся быть поосмотрительнее.
В комнате царил мягкий зеленый полумрак. Уютное местечко для занятий любовью. Вере было хорошо. Рядом с ней был сильный любимый мужчина, который заботился о ней. А может, с его стороны не было никакого охлаждения? Может, ей все это просто показалось?
– Я буду осторожной… Знаешь, а мне показалось, что ты меня разлюбил. Я просто не знала, как мне быть дальше.
Вера перевернулась на живот. В таком положении ей было удобнее смотреть на Михаила, а потом, ее спина была просто восхитительна, и Вера это знала.
– Тебе это показалось, – нахмурившись, произнес Чертанов. – Разве тебя возможно разлюбить? А теперь спи! Завтра тяжелый день.
Выключив свет, Михаил ушел в соседнюю комнату, где стоял телефон, и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Оставшись в одиночестве, Вера долго не могла уснуть. И только когда, испугавшись рассвета, на небе погасли первые звезды, она погрузилась в сон. Теперь она знала, что следует делать.
В архиве Щербатовской и Боткинской больниц Михаила Чертанова ждала неудача – истории болезни подростка с фамилией Шатров он не отыскал. Сорок лет назад лечилось три человека с такой фамилией, но это явно были не те. Одному было далеко за семьдесят, и черепно-мозговую травму он получил во время гололеда. А двое других были людьми среднего возраста. Один получил ранение во время бытовой драки, а другой так и не вспомнил, в какой момент разудалой пьянки у него оказался пробитым лоб. По его собственным словам, он проснулся от того, что
На очереди был Институт Склифосовского, или, как называли его в народе, – Склиф. Была большая вероятность того, что травмированного мальчика доставили именно сюда – клиника представляла собой крупнейший центр по оказанию экстренной хирургической и травматологической помощи. Кроме того, Склиф имел огромнейший архив, который хранился еще с тех времен, когда сие заведение именовалось Шереметевской больницей. А это, почитай, без малого пара столетий! Так что было где покопаться. Чертанов слышал, что больничные карточки уничтожаются через пятьдесят лет после последней записи. Но, судя по обширнейшему материалу, что содержали в себе архивы клиники, это правило на Склиф не распространялось. Что и к лучшему!
Припарковав «Фольксваген» в переулке близ Сухаревской площади, Чертанов направился в Склиф.
На первый взгляд архив института мало чем отличался от других больничных помещений: тот же густой и тяжелый запах лекарств, повсюду люди в белых халатах, деловито снующие из одной комнаты в другую. И вместе с тем здесь была некая особенность, какая присуща помещениям, что хранят историю. Это вовсе не архивная пыль, в первую очередь это значительное выражение на лицах архивариусов. Сразу видно, что они проникнуты сознанием того, что являются собирателями времени.
Заведующей архива оказалась серьезная дама лет сорока пяти. Скрупулезно ознакомившись с документами Чертанова, она величаво спросила:
– Так что вас, собственно, интересует?
Михаил вздохнул и сдержанно ответил:
– Меня интересуют дела тридцатилетней давности. Я хочу узнать, не попадал ли в те времена в ваш институт подросток с фамилией Шатров?
Заведующая с интересом посмотрела на Чертанова:
– Не далее как несколько дней назад к нам приходил молодой человек и интересовался именно историей болезни этого подростка. А почему она всех так интересует? В нем находятся какие-то интересные данные?
На лице Чертанова невольно отразилось изумление:
– Значит, уже кто-то приходил? И что же это был за человек? Вы не могли бы его вспомнить и описать?
– Как-то сложно сразу сказать…
Михаил вытащил из кармана фотографию и показал ее заведующей.
– Не похож ли он на этого человека?
– Да, это он, – несколько удивленно протянула она. – Так вы его знаете?
– Мы с ним встречались, – уклончиво ответил Чертанов. – Вы не могли бы принести историю болезни?
– Хорошо, я сейчас, – она удалилась в глубину архива.
Через несколько минут она вернулась. По ее растерянному лицу было заметно, что произошло нечто серьезное.
– Что-нибудь случилось?
Открыв больничную карточку, она убито произнесла:
– От больничной карточки осталась только одна обложка!
– Как так?!
– Человек, который приходил сюда, вырвал из нее все листы!
– Как же вы не заметили пропажу раньше? – с горечью спросил Чертанов.
– Он вложил в карточку чистые листы бумаги, поэтому мы ничего не заметили. У нас такое впервые.