Слово воина
Шрифт:
— Пойдем, покажу, — кивнул Олег. — Кстати, я пошлину за торговлю так и не заплатил. Это твоя головная боль, Глеб Микитич.
— Заплачу, заплачу, — отмахнулся толстяк. — Ты токмо товар отдай.
Уже выходя из рощи, Середин неожиданно ощутил на себе тяжелый взгляд, резко остановился, оглянулся через плечо.
Метрах в ста стояла мелкая лохматая собачонка, широко расставив лапы и злобно оскалив пасть. Поняв, что привлекла внимание, она щелкнула зубами, развернулась и со всех ног помчалась к темнеющему вдалеке лесу.
Искать
— Нравится? — поинтересовался, подойдя ближе, Середин.
Купец дернулся от неожиданности, но, узнав ведуна, облегченно вздохнул:
— Да уж, самоцвет дорогой. Не часто такой в руках подержишь.
— И не долго, — добавил Олег. — Вот, хозяина я привел. Вертай товар и кошели обратно.
— Так… — распрямился бородач. — Князь ведь присмотреть повелел. Ему и распоряжаться, где товар держать, кому возвращать.
— Тебе как больше нравится, — ласково поинтересовался ведун, облокачиваясь о прилавок, — сразу добро хозяину отдать или дожидаться, чтобы я до князя дошел и сказал, будто в мешке камней меньше, чем ранее было.
— В целости все! — мгновенно побелел купец. — Неправда это!
— Ну, так и отдавай. Нечего к чужому привыкать. — И Середин посторонился, пропуская толстяка: — Иди, Глеб Микитич, проверяй, все ли на месте.
Ведун отошел к коням, уже привычно отпустил подпруги, огладил их по мордам, повел к колодцу, зачерпнул воды и вылил в поставленные специально на такой случай рядом лотки. После того, как скакуны напились, повесил им на морды торбы с ячменем. Четвероногие довольно захрустели угощением.
— Надо вам хлебушка купить, — вздохнул Олег. — Заслужили.
— Что говоришь, ведун? — подошел Глеб Микитич.
— Думаю, чем лошадок побаловать. Вон, сколько нас тащили практически без останонок. Может, хлеба им купить? Говорят, лошади хлеб любят.
— Лошадки ласку любят. Когда с ними поговорят, погладят, почешут, слово доброе произнесут. А хлеб это так — коли душевности от хозяина не получить, то они и ему рады. Ты какого забрать по уговору хочешь?
— А вот гнедого своего и возьму, — потрепал скакуна по морде ведун. — Привык я к нему за эти дни.
— Не к «нему», а к «ней», — поправил купец. — Это кобыла.
— Вот тебе и ква, — усмехнулся Середин. — А я-то думал: жеребец.
— Да кто же на жеребцах ездит, ведун? — несказанно изумился Глеб Микитич. — С ними вообще ничего не сделать. Меж собой грызутся, ревнуют, не слушаются, ржут в самый неподходящий момент во всю глотку. Беда одна с ними. Токмо и годятся, что кобыл покрывать. Вот, держи кошель. Все, как обещал.
— Спасибо за награду, Глеб Микитич. — Олег взвесил в руке мешочек серебра, тянувший не меньше чем на полкилограмма,
— А теперь скажи, ведун Олег, куда ребят моих подевал, что с тобой бок о бок дрались?
— Справил я, Глеб Микитич, тризну по ним честь по чести, — отвел глаза Середин. — Но тебя пригласить не смог. В беспамятстве ты был.
— Да, — кивнул купец. — Не подумал я как-то об их судьбе, когда пророчество Аскоруново слушал. А ведь он, как и ты в своей клятве, токмо мне и товару благополучие обещал.
— Ну-ка, постой, — насторожился Олег. — Повтори, что за пророчество он сказал.
— Изрек Аскорун, — вздохнул толстяк, — что спасет меня от василиска нежить без рода и племени, да небеса наши. А про воинов моих, и вправду, ни словом не помянул.
— Угу, — кивнул ведун, оглаживая по морде гнедую, как выяснилось, кобылку.
«Аскорун, значит, — напряженно думал он. — Любоводу тоже этот вещий волхв напастей накаркал, и сбылось все в точности. И здесь… Спасение купцу предсказал, про охрану его умолчал, меня, гад, нежитью обозвал… Хотя, конечно, я в этом мире существо странное. А небеса… Интересно, а при чем тут небеса?..»
Олег задумчиво почесал в затылке, потом повернулся к купцу:
— Ты тут еще долго будешь, Глеб Микитич?
— Да неделю, не менее.
— Нет, сейчас, на площади?
— К постоялому двору пойду, — пожал плечами толстяк, — там комнату себе закажу, лошадей в стойла поставлю. Мы ведь люди простые, нас к князьям в гости не зовут…
— К какому двору?
— Да вон, в углу торга. Старшина местный присоветовал.
— За лошадкой моей посмотри, сделай милость? — попросил Середин. — А я, пока совсем не стемнело, хочу в одно место сбегать, задумку одну проверить.
— Ладно, — пожал плечами толстяк, беги. — Лошадь я тогда у привязи оставлю, перед двором. Там и заберешь.
Олег кивнул и побежал к воротам.
Что хорошо в старых городах — так это что все рядом. Через пару минут ведун выскочил за стены, отмахнувшись на упреждение стражи, что ворота скоро запрут, еще через пять, пытаясь отдышаться, вошел в священную рощу, шагнул на территорию святилища, повернул к идолу, возле которого пришел в себя толстяк. Крест у запястья, словно очнувшись от спячки, начал быстро наливаться теплом. Правильно — чай, на пропитанной магическим духом земле находятся.
Олег, соблюдая правила вежливости, низко поклонился истукану, потом принялся растерянно крутить головой, подозревая, что посетителей наедине с богами, конечно, оставляют… Однако и пригляд какой-то должен быть.
Действительно, очень скоро из-за ворот показался волхв — как положено, в длинной белой рубахе, с пеньковой веревочкой на поясе, с длинной, до пояса, бородой. Правда, не седой. Да и глаза у жреца были молодые, никаких морщинок на лице, волосы густые, аккуратно причесанные. Лет двадцать пять парню, не больше.