Слово
Шрифт:
Странно.
К тому же для Ренделла еще большей занозой было нечто иное. Тот безразличный тон, которым Уилер принял сообщение про открытый Богардусом анахронизм. Ведь Уилер никак не объяснил его какими-то новыми сведениями. Он просто-напросто смел их в укромное местечко. Понятное дело, Уилер не был теологом, исследователем библейских текстов, поэтому от него никаких серьезных ответов не стоило и ожидать. Только кто-нибудь, решил Ренделл, очень скоро найдет объяснение получше.
Он выпрямился на своем стуле. Он и сам уже был одним из Хранителей Веры, новой Веры. Будучи одновременно спецом по рекламе и человеческим
Но здесь, за этим вот столом, оставался один вопрос. Прокол Богардуса. Вся вера в проект могла быть уничтожена, если ответа на этот вопрос не будет найдено.
Все правильно, совершенно маленькая проблема… Тем не менее…
В голову пришло старинное, даже древнее высказывание то ли Джорджа Херберта, то ли Бенджамина Франклина. Из-за того, что не было гвоздя потерялась подкова, из-за подковы потеряли лошадь, а из-за лошади погиб и всадник <Все мы гораздо лучше помним стишок С. Маршака, к сожалению, не помню с самого начала:
"Не было подковы, лошадь захромала.
Лошадь захромала — командир убит.
Конница разбита, армия бежит.
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Потому что в кузнице не было гвоздя”>.
Ничего, этого всадника мы потерять не собираемся.
Он сам намерен прибить эту подкову.
Ренделл поднял телефонную трубку и нажал на кнопку интеркома.
— Анжела, позвони Наоми Данн. Передай ей, что мне хотелось бы в ближайшие два часа улететь в Париж. Еще передай, чтобы она устроила мне встречу с профессором Анри Обером у него в лаборатории сегодня же вечером.
— Еще одна поездка. Что-то важное, Стив?
— Всего лишь расследование, — ответил он, — еще одно маленькое расследование.
СНОВА РЕНДЕЛЛ БЫЛ В ПАРИЖЕ, в Национальном центре научных исследований на рю д’Ульм, где находился кабинет профессора Обера и его лаборатории.
Сейчас, сидя на противоположных концах дивана в стиле Людовика XVI, они глядели друг на друга, в то время как Обер раскрывал переданную ему папку.
Перед тем, как просмотреть содержимое, Обер помассировал свои кустистые брови; его напоминающее хищную птицу лицо выдавало озабоченность.
— Никак не могу понять, мсье Ренделл, зачем вы хотите, чтобы я во второй раз пересмотрел результаты исследований папирусов Монти. Я же не смогу доложить ничего иного по сравнению с тем, что рассказывал при первой встрече.
— Я всего лишь желаю удостовериться в том, что вы ничего не пропустили.
Тем не менее, профессор не чувствовал себя удовлетворенным.
— Да там нечего и пропускать. Тем более, в случае этих папирусов Монти. — Тут он внимательно глянул на Ренделла. Или есть нечто такое, что, в частности, вас озаботило?
— Говоря честно, — кивнул Ренделл, — имеются некоторые сомнения относительно перевода, сделанного с одного листа, который назван Папирус Номер Девять. — Ренделл наклонился, открыл свой портфель и вынул из него фотографию, сделанную Оскаром Эдлундом с Папируса № 9. — Вот с этого, — сказал он, подавая фотокопию французскому профессору.
— Прекрасный образчик, — Обер по-галльски взмахнул руками. — Хорошо, давайте я просмотрю наши отчеты по этим папирусам.
Ренделл
Через какое-то время он поднял голову.
— Содержание наших испытаний по углероду-14 подтверждают то, что вам уже известно. Исследуемый папирус абсолютно достоверный. Он родом из первого века, так что логически может быть помещен в 62 год нашей эры, когда Иаков писал на этой спрессованной клетчатке.
Но Ренделлу хотелось быть уверенным вдвойне. Готовясь к этой встрече, по дороге в Париж, он выполнил свое домашнее задание.
— Профессор, — сказал он, — ведь имелись кое-какие авторитеты, которые критически относились к радиоуглеродным испытаниям. У Д. Райта был кусок древней деревяшки, который испытывали трижды, и каждый раз результаты были разными, начиная от 746 года до нашей эры, заканчивая 289 годом до нашей эры. А после того, как д-р Либби в 1951 году сообщил о своих проверках Свитков Мертвого Моря, год спустя некто написал в “Сайнтифик Эмерикан”, что в радиоуглеродном методе датировки имеется много “головоломок, противоречий и слабостей”, и что метод все так же далек от “простоты электрической посудомоечной машины”. Выделяли ли вы какой-то резерв на ошибки?
Профессор Обер кашлянул.
— Да, конечно же оставлял. И, естественно, критики были правы, именно те, которых вы упоминали, что в пятидесятые годы говорили о слишком большом диапазоне ошибок. Сегодня же, в собственных испытаниях мы можем этот диапазон создания объекта сузить до пятидесяти лет. Постепенно, вводя усовершенствования, применяя наиболее благоприятные условия, мы можем уточнить время создания до двадцати пяти лет. — После этого он отложил свою папку в сторону. — Если у вас остаются какие-то другие сомнения относительно достоверности Папируса Номер Девять, можете просмотреть отчеты по нему. Все материалы у меня здесь, а у меня самого имеется огромный опыт по интерпретации подобных отчетов. Этого будет достаточно. В любом случае, вам достаточно одного моего слова. Можете верить мне, мсье Ренделл.
— Могу ли я? — Он вовсе не собирался выпалить это сгоряча, но имелось слишком многое, чтобы скрывать истину. — Вы уверены, что я могу вам доверять полностью?
Профессор Обер, уже начавший было подниматься, указывая на то, что встреча завершена, вновь уселся. Резкие черты его лица заострились еще сильнее.
— Что вы хотите этим сказать, мсье?
Ренделл понял, что он зашел слишком далеко, чтобы отступать. Сломя голову, он кинулся вперед.
— Я хочу сказать, что вы могли внушать мне нечто другое при нашей последней встрече. Это касается того, что вы рассказывали мне о себе самом.
Какое-то время Обер глядел на собеседника, когда он заговорил, тон его голоса выдавал настороженность:
— О чем это вы говорите?
— Вы очень много распространялись о своей вере. Вы говорили мне о том, что наконец дали своей жене ребенка, о котором она так мечтала. Но после этого, из определенного источника я узнал, что вы давно уже подверглись вазектомии, что какое-то время назад вы добровольно позволили себя стерилизовать, чтобы уже тогда — и сейчас тоже — никогда не оплодотворить женщину.