Слово
Шрифт:
— Ну ладно, Джордж, все это замечательно, просто шикарно. Но будь добр объяснить мне одну вещь. Я разговаривал с де Фроомом. Я знал, на чем он стоит — точнее, стоял. Тогда скажи мне, как такой радикальный реформатор смог достичь компромисса с вами, представляющими консервативную ортодоксальность?
Похоже, эти слова обеспокоили Уилера.
— Ты не правильно судишь о нас. Мы вовсе не твердолобые фундаменталисты. Мы всегда были готовы принять определенные сдвиги и перемены, необходимые для удовлетворения духовных и земных потребностей человечества. В этом и заключается чудо Галилеянина. Он был гибким, понимающим, готовым идти на компромиссы. И мы, Его дети, тоже должны быть гибкими, чтобы наилучшим образом служить общественному добру. Стив, мы же знаем, что компромисс никогда не приходит только с одной стороны.
Ренделл сидел неподвижно, только глядя на этого мошенника и ханжу.
Это беспощадный и удачливый клуб, размышлял он. Клуб людей, обладающих властью. Словно гигантский муравьед, с длиннющим рылом, называемым компромиссом, дающим крайне мало, но забирающим чуть ли не все, он подавляет любое сопротивление. И его невозможно было победить. Это как “Космос Энтерпрайсиз”, как картели по продаже оружия, как правительства крупнейших стран, как мировая банковская система. Как ортодоксальная вера, играющая людьми-единичками. Наконец-то он ясно представил себе, как стало возможным это окончательное слияние. Он сам стал невольным катализатором. Он сам нашел оружие, которое могло уничтожить все, что было по-настоящему циничным и античеловеческим, оружие, способное привести Воскрешение Два к бесславному концу. И он сам, в истинной вере, передал его Мартину де Фроому. Обладая этим оружием, де Фроом имел теперь инструмент, способный заставить лидеров Воскрешения Два пойти на компромисс. Распознай меня, и я распознаю тебя. Если ты станешь сопротивляться, тогда, обладая таким оружием Ренделла, я стану драться и уничтожу тебя окончательно. И в самом конце де Фроом предпочел не расширять гражданскую войну с целью достижения полной победы, но пошел на компромисс, чтобы получить немедленную выгоду. Сделавшись генеральным секретарем Мирового Совета, он станет тем бараном-Иудой, который поведет верующих на стрижку к Уилеру.
И в этой громадной схеме событий Ренделл мог видеть лишь одно лицо, стоящее над всем этим и оставшееся чистым. Себя.
Смысл был понятен. Одиночное сопротивление было бесполезным. Вешайся вместе со всеми, или же повисай один. Висеть вместе со всеми означало страдания души; в одиночку — смерть.
— Что ты хочешь от меня, Джордж? — спокойно спросил Ренделл. — Ты хочешь, чтобы я сделался кем-то вроде де Фроома. Это так?
— Я хочу, чтобы ты взглянул фактам в лицо, точно так же, как это сделал де Фроом. Только фактам, ничего более. Ты сам запутался в собственных безрассудных играх, идя по следу глупейших подозрений и действуя совместно с преступниками, и ты не добился ничего, что могло бы поколебать или помешать Международному Новому Завету, если не считать кучи личных неприятностей. Признайся, что ты ошибался.
— А если я признаю, что тогда?
— Тогда мы сможем тебя спасти, — тщательно подбирая слова, сказал Уилер. — Ты в глубоком дерьме с этим судом. Уверен, что судья выдаст приговор на всю катушку. Тебя посадят в Бастилию бог знает на сколько времени, при этом ты будешь обесчещен и ничего не добьешься. В ближайшем будущем тебе ничего не светит. Перед тем, как огласят приговор, попроси последнее слово. Мы проследим за тем, чтобы тебе его предоставили. Мсье Фонтен обладает здесь определенным влиянием. В этой стране наш проект уважают.
— И какое же заявление я должен буду сделать, Джордж?
— Очень простое, сделанное откровенно и без обиняков, в котором ты отказываешься от предыдущих слов. В котором ты заявишь, что имел аутентичный фрагмент папируса, отсутствующую часть евангелия от Иакова, найденную тобой в Риме. Как верный сотрудник Воскрешения Два ты постановил вернуть фрагмент его законным владельцам. В Риме ты обнаружил, что папирус находится в руках закоренелого преступника, Роберта Лебруна, который
— Если я так и сделаю, что на это ответит судья?
— Он посоветуется с нами, с нами пятью и с представителем итальянского правительства, после чего никаких проблем уже не будет. Судья обязательно примет наши рекомендации. Он немножко пожурит тебя, после чего объявит тебя невиновным, и ты выйдешь отсюда свободным человеком, с высоко поднятой головой, и вновь присоединишься к нам, чтобы готовить грандиозное шоу для прессы и незабываемое историческое представление в королевском дворце Амстердама послезавтра утром.
— Должен заметить, что звучит заманчиво. Тем не менее, а если я не соглашусь?
Улыбка сползла с лица Уилера.
— Тогда мы умываем руки и оставляем тебя на милость суда. Мы не сможем удерживать твое поведение в тайне уже не перед кем, даже от Огдена Тауэри и «Космос Энтерпрайсиз». Он сделал паузу, потом спросил:
— Что ты скажешь на это, Стив?
Ренделл пожал плечами.
— Не знаю.
— После всего, ты не знаешь?
— Я не знаю, что сказать.
Уилер нахмурился и глянул на свои золотые часы.
— Даю тебе на раздумья десять минут, — мрачно сказал он. — Вполне возможно, что эти десять минут ты проведешь с большей пользой, разговаривая с тем, кто обладает большим влиянием на тебя. — Он направился к двери. — Может быть ты найдешь, что сказать ей. — Он открыл дверь, кивнул кому-то, находящемуся снаружи, и снова посмотрел на Ренделла. — Это твой последний шанс, Стив. Воспользуйся им.
Уилер вышел, а через мгновение в двери появилась Анжела Монти.
Ренделл медленно поднялся со стула. Казалось, что последний раз он видел ее целую жизнь назад. Она выглядела так же, какой он увидел ее впервые — много веков тому назад и бесчисленное количество чувств — в Милане. На ней была шелковая блузка, с достаточным вырезом, чтобы прикрыть кружевной бюстгальтер, и белый замшевый пояс, поддерживающий короткую летнюю юбку. Анжела сняла солнечные очки, и ее зеленые миндалевидные глаза озабоченно изучали его, в то время как она ожидала слов приветствия.
Первой мыслью Ренделла было схватить ее в объятия, обнять, погрузить в собственное сердце.
Но его сердце было испорчено недоверием. Уилер только что сказал, что эти десять минут он проведет с кем-то, кто может оказать на него влияние. И Анжела появилась здесь, чтобы влиять на него.
Поэтому он не приветствовал девушку.
— Ты меня удивила, — сказал он.
— Здравствуй, Стив. У нас мало времени. Но мне разрешили встретиться с тобой.
Она прошла через комнату. Поскольку Ренделл не проявлял никаких усилий для того, чтобы поприветствовать ее, Анжела направилась к стулу, что стоял напротив, и присела на самый краешек с разочарованным видом.
— Кто тебя прислал сюда? — резким голосом спросил Ренделл. — Уилер и вся остальная галилейская мафия?
Пальцы Анжелы плотно сжались на замшевой сумочке.
— Вижу, что ничего не изменилось. За исключением того, что ты стал еще более едким. Нет, Стив, я приехала сюда из Амстердама, по собственному желанию. Я услышала о том, что произошло. Вчера вечером, уже после того, как тебя арестовали, мне позвонила по какому-то делу Наоми Данн, и это она рассказала мне о твоих неприятностях. И в то же самое время издателям из Парижа позвонил домине де Фроом. Все они немедленно отправились, чтобы встретиться с ним. Поскольку Наоми тоже летела с ними, я спросила, могу ли я тоже поехать.