Слой 1
Шрифт:
Был и вовсе легендарный случай, когда Муравьев убедил большого начальника женить начальственного сына на молодой многодетной матери. «Семья» просуществовала полгода, и после развода обе стороны остались довольны. Короче говоря, Муравьев на своем посту пережил трех первых горкомовских секретарей, двух мэров и не сомневался, что переживет и нынешнего городского голову.
Терехин же гарцевал на виду, мелькал в газетах и на телевидении. С удовольствием теоретизировал о новых принципах городской застройки, плодил и разрушал какие-то муниципальные конторы и предприятия,
Распоряжение о переводе, подготовленное Терехиным, было подписано первым заместителем мэра Ворониным по причине нахождения самого мэра в заграничной командировке. Зная, что во властных структурах такого уровня простых случайностей не бывает, Лузгин тем не менее только сейчас увидел всю непростоту отсутствия мэрской подписи.
Все это Лузгин рассказал Кротову, пока они допивали коньяк и по третьей чашке кофе. Кротов вначале проявлял нетерпение, подгонял Лузгина, что, мол, жевать всем известное, но постепенно стих и помрачнел.
Последний аргумент на Думе был такой: непатриотично по отношению к городу. В Тюмени только филиал, а штаб-квартира «Регион-банка» в Москве. Налоги уплывают из города, банковские деньги крутятся тоже не здесь.
— А как насчет гарантий? — Кротов не хотел сдаваться. — Да, мы российский банк, но зато крепкий. «Тура» лопнул, «Север» и «Тюмень» лопнут завтра…
Не работает, — сказал Лузгин. — Всегда эта аргументация работала, сегодня — нет.
— Но почему именно «Промспецбанк»? Почему не Гринфельд, не Кин, в конце концов?
— Краеведение учить надо, — сказал Лузгин. — Кто в Думе курирует строительство? Слесаренко. Кем был Слесаренко? Правильно: секретарем горкома по промышленности и строительству. Кто президент «Промспецбанка»? Бондарчук. Кем был Бондарчук? Ну-ну?.. Вот он, пробел в образовании. А был Бондарчук начальником финхозотдела того же горкома. А где сейчас первый секретарь? Председатель ассоциации строителей, президент фонда социального развития Тюмени.
— Как я всю эту парашу ненавижу! — сквозь зубы, со слюной выплюнул Кротов.
— А ты бы хотел воровать один, а все остальные чтоб были честными?
«Вот она, пьянь говорливая», — запоздало подумал Лузгин.
— Я не ворую, — тяжело сказал Кротов. — Я мозгами шевелю. Я работаю, мать твою, я деньгами и шкурой рискую, а этим все мало! «Дай, дай, дай!». Да пошли они на хер!
— Пусть хоть бегут, только деньги верни.
— Нету денег.
— Да ладно
— Нету денег. Все в Москве. Сам знаешь, больше недели у меня не задерживаются.
— Ну, так объясни ситуацию Филимонову и возьми из центра. В долг возьми.
— Филимонов ни хрена не знает.
— Не финти, Серега. Я ведь знаю, как тебя пасут центральщики. И главбух твой…
— У нас с Филимоновым уговор: на городском уровне у меня полная самодеятельность. Но на свой страх и риск. Если залечу — сяду. Он спасать не будет — наоборот, закопает. И еще политический капитал на этом заработает.
— Тогда, Сереженька, ты в жопе.
— Мы в жопе, старичок. Мы.
— Э, нет. Я тут совсем ни при чем. Я сказал — ты решил.
— Но ведь это ты сказал, старичок!
— Не надо, Сережа, — отмахнулся Лузгин. — Подставил тебя Терехин — с ним и разбирайся.
— Как так «разбирайся»? — взревел Кротов. — Даже звонить запретил! Где я ему три «арбуза» возьму? И чего он вообще волну погнал? Четыреста миллиардов в год на строительство имеет, а тут три скинул — меньше процента! — и уже такой шум!
— Горят и на меньших суммах. Было бы желание.
— Нет у меня никакого желания гореть!
— Тогда думай. Только дураком не надо прикидываться. Дело ведь не в Терехине.
— А в ком?
— Ну, вот опять. Тебе что, письменный перечень фамилий составить? — сказал Лузгин и вдруг подумал: а не пишет ли друг Серега весь этот разговор на спрятанный диктофон? Собственный диктофон Лузгина, новенький, суперплоский «Сони» на микрокассетах, лежал в нагрудном кармане лузгинского пиджака, и достаточно было просто взяться за сердце, как неслышно западет клавиша, закрутятся прозрачные колесики… Поздно. Жать, но поздно.
— На чем можно взять Слесаренко? — спросил банкир, и Лузгин успокоился: записи нет. — На коттедже?
— Едва ли. У него куча справок конца восьмидесятых, когда кирпич стоил пять копеек. Умный он, гад.
— Бабы, девки?
— Не подействует. Жены он не боится, в кулаке держит. Остальным его шашни не интересны. Криминала нет, извращений тоже.
— Откуда ты знаешь?
— Я-то как раз не знаю. А уж если я не знаю, то…
— А эта девка из хора мальчиков Дворца пионеров? Он же с ней открыто появлялся на людях.
— Ассоциация строителей — официальный спонсор детского хора. Кстати, лучшего хора от Урала до Камчатки. Они даже в Америку ездили с концертами, в Ватикане пели папе римскому.
— Ну да, на деньги строителей и в компании со Слесаренко.
— И что? Где тут криминал?
— А секс?
— Но ведь он же не с мальчиками из хора спит, а с концертмейстершей.
— Будешь еще? — спросил Кротов, покачав в воздухе опустевшей бутылкой. — Открою новую. «Хрен с ним, напьюсь!» — решился Лузгин и по-царски махнул рукой.
— В подвал завалимся?
— Давай по глотку — и поехали.
— Бутылку с собой?
— А то как же!
Когда шли в темноте к банкирскому «джипу», одиноко мерцавшему на стоянке лаковой импортной мастью, Лузгин спросил: