Шрифт:
Глава первая
Лузгину очень не хотелось заходить к своему другу-банкиру, но он давно знал, что плохие новости — это как зубы рвать: надо сразу.
Новый офис «Регион-банка» располагался в Южном микрорайоне, среди серых панельных коробок, захламленных стройплощадок и традиционно грязных весною улиц. Шлепая по рыхлой обочине новыми ботинками, Лузгин матерился полу-вслух, в том числе и в собственный адрес. Именно он, Лузгин, пообещал другу-банкиру «пробить» землеотвод в центре города под строительство здания банка, но сделать это не смог, напоровшись на странную увертливость знакомых начальников из городской администрации.
Взбираясь по грязному мрамору банковского крыльца, Лузгин со злостью подумал: сейчас потянут…
Секретарша в приемной друга-банкира Кротова, кривоногая молодая стерва, была вечным и точным барометром, демонстрирующим отношение хозяина к посетителю. Когда Лузгин, кивнув на ходу и буркнув «здрасьте», двинулся в сторону дубовой хозяйской двери, стерва не дернулась, но и не улыбнулась. «Ждет, — подумал Лузгин, — но знает, гад», — и потянул тяжелую дверь на себя.
Кабинет Кротова был обставлен модной черной мебелью, с черно-белыми аксессуарами на столе, черно-синим ковром на полу и светло-серыми вертикальными жалюзи на окнах. Красный твидовый пиджак банкира выглядел в этой черно-белой геометрии маленьким взрывом.
— Какие люди, — сказал Кротов, приподнимаясь над столом и протягивая Лузгину толстую твердую ладонь кандидата в мастера по штанге. Кротов улыбнулся, и Лузгин подумал: «Не знает. Уж лучше б знал. Перегорел бы до моего прихода».
— Кофе? Рюмку? — спросил банкир, нацелив толстый палец в кнопку интеркома.
— Стакан, — ответил Лузгин, плюхнулся в кресло у стола и принялся выуживать сигарету из «гостевой» пачки, лежащей рядом с хрустальной пепельницей. На пепельнице, как и на большой настольной зажигалке, краснела эмблема банка. Кротов любил, чтобы все было «по фирме». Даже пиджак.
Кротов был пижоном, дельцом, бабником, но дураком он не был и обладал пугающим Лузгина нюхом на неприятности. «Когда человек даже молча врет, — любил повторять Кротов, — я чувствую это ноздрями». Вот и сейчас, наливая Лузгину коньяк в большой фужер, открывая банку с солеными орешками, бормоча ерунду насчет плохой погоды и давления, банкир как-то рывками взглядывал на Лузгина, и не в глаза, а почему-то в лоб, что было неприятно. Вообще, у Кротова имелся целый набор таких штучек, ко многим из них Лузгин привык и не реагировал, но этот взгляд в лоб, сквозь череп…
Лузгин дождался, пока секретарша расставила чашки с кофе и скрылась за дверью приемной, ткнул сигарету в пепельницу и сказал:
— Есть разговор, Серега.
«Лучше сразу, — повторил он про себя. — Лучше сразу».
— О чем?
— Деньги будут забирать. На этой неделе.
— Не понял, Вовка, — сказал Кротов. — Какие деньги?
— Комитетские.
— Бюджетные? Они что там, трахнулись?
— Давай, — сказал Лузгин и ткнул своим фужером в рюмку Кротова. Звук был глухой, нечеткий. Лузгин проглотил «Мартель» и полез в пачку за новой сигаретой.
— Может, и трахнулись. Но ведь я тебя предупреждал, что маржа маловата.
— Вот ведь суки жадные! — с издевкой бросил Кротов, отпихнул кресло, проверил, плотно ли закрыты обе двери «предбанника», потом включил телевизор и
— Они что, залететь хотели? — спросил Кротов. — Я ведь объяснял, что будет мало, но гарантированно и безопасно. Они что, пацаны? Они дел не делали, да?
— Старик, три месяца — срок большой.
— А ставка Центробанка? Я ведь ее никак не объеду. Это раз. Кому угодно я эти деньги дать не могу, правда? Кто угодно просто сбежит с ними. Это два. Значит, только своим. А своих я грабить не могу, иначе они со мной работать не станут. Поэтому сто двадцать годовых для меня предел. Это десять процентов в месяц. Понятно? Из этих десяти процентов пять тому, кто с деньгами работает. Один мне. Остается четыре процента, я их вам пакую наличманом, и дело с концом. В чем проблема?
— Мало, говорят. Риску много, а денег мало.
— Да пошел ты…
— При чем здесь я? — заорал Лузгин. — Я с этого вообще ни хрена не имею!
— Твои проблемы, — жестко сказал Кротов. — Мы сразу договаривались, что свои интересы ты закрываешь сам.
— Какие, к богу, интересы? — Лузгин разозлился совершенно искренне. — Им всех четырех мало, а ты думаешь, что они оттуда еще и мне отстегнут? Или ты — со своего процента? Сколько там получается на один — тридцать «лимонов» в месяц?
— Старик, ты дуру не валяй, — сказал Кротов. — Этот процент не мой, ты же знаешь. Я ведь не головной банк, а только филиал. Мне что скажут, то я и делаю.
— Выходит, Филимонов в курсе? — спросил Лузгин и тут же мысленно обругал себя — вдребезги напополам. Это была ошибка. Не стоило этого говорить. Кротов глянул на него, и Лузгин почувствовал, как леска натягивается.
— Вот мы каки-и-е! — нараспев сказал Кротов. — Все-то мы знаем, обо всем-то мы помним… Кстати, десять тысяч «зеленых» — это гораздо больше, чем тридцать «лимонов». Филимонов, между прочим, ими интересовался.
— Ладно, Серега, я сам про это помню. Хотя два миллиарда экономии на сносе тоже не шуточки, дружище. И вообще, еще не вечер, а?
— Ты сам, главное, не дергайся, — в голосе банкира явно звучал намек на мировую, и Лузгин догадался, что президент центральной банковской «конторы» Филимонов не был информирован об операции с бюджетными деньгами. «Вот так мы с крючка и соскочим», — удовлетворенно подумал Лузгин.
Идея с «прокруткой» бюджетных денег городского комитета по строительству возникла как бы сама собой. Однако Лузгин был взрослым человеком и немало вращался в «верхах», чтобы понять: случайностей там не бывает. Поэтому когда на очередной банной пьянке на Лебяжьем председатель комитета по строительству Терехин, сидя вдвоем с Лузгиным в парилке, вдруг спросил о Кротове: надежный ли банк, надежен ли сам Кротов — нетрудно было понять, что лузгинский школьный друг-банкир интересует Терехина не только как вероятный партнер по бильярду. Тогда Лузгин ответил «да». И потом были общие, уже на троих, бани и рыбалки, была осенняя охота, но уже без Лузгина — он охотником не был никогда. А вскоре городская Дума приняла решение о размещении бюджетных средств городского комитета по строительству (ГКС) на счетах кротовского филиала «Регион-банка». Решение мотивировали заботой о сохранности денег налогоплательщиков: местные банки были на грани банкротства, а «Регион-банк» стоял прочно, опираясь на триллионные счета нефтяников и газовиков. В прессе это решение и вовсе никто не заметил — журналисты кормились скандалами вокруг «Гермеса» и «Артона», местных продолжателей великого дела Мавроди, чьи обманутые вкладчики то штурмовали мэрию, то блокировали улицы Тюмени.