Сложенный веер. Трилогия
Шрифт:
Хьелль, наконец, находит удобное положение в кресле. Сид понимает, как ему, должно быть, больно: резко раскрыть крылья под орадом — предприятие не для слабонервных. Своего тела он не чувствует. Последнее, что помнится — широко раскрытые глаза старшего лорда Дар-Халема и его рука, пережимающая сосуды на горле.
— Отец был впереди секунды на две по внутреннему времени. Он великий мечник, не то, что я… — продолжает Хьелль. И объясняет:
— Вы могли стоять так еще несколько минут, и он бы не отключился, все равно держал бы свое внутреннее время в боевом режиме. Все остальные
«У меня замечательный друг, — думает Сид, снова закрывая глаза. — Только дурак. Зато теперь никакого дуэма. То есть дуэм у него теперь со мной. То есть никакого. Как же хорошо».
— Ты мне расскажешь? Потом, когда выздоровеешь, — в голосе Хьелля звучат напряженные нотки.
— О чем? — Сид заставляет себя продолжать разговор, ему не хочется, чтобы друг волновался.
— Как ты успел.
— А рассказывать нечего. Я знал, что он сейчас будет меня убивать… и что это уже не бой. А убийства из-за спины — это наше всё, мы — Дар-Эсили — мастера подковерных игр и дворцовых пакостей. Ты же знаешь, нас нельзя…
— Ага. Удушить, проткнуть отравленным кинжалом… У вас интуиция.
— Ну, как-то так…
Друзья надолго замолкают. Сид лежит неподвижно, прислушиваясь к ощущениям в конечностях. Тишина. Вдруг свет, проникающий сквозь ресницы, заслоняется темной растрепанной гривой и мягкие губы целуют его в лоб.
— Эй, — только и может произнести он. — Ты же не умеешь танцевать.
— Вот поэтому я делаю это сейчас, когда тебе даже в голову не придет заняться моим обучением, мой карун.
Губы усмехаются где-то в районе виска, и спутанные волосы поднимаются, открывая ему свет.
О том, что война с Виридисом, из-за которой на несколько лет будет наложен запрет на дуэм, была объявлена на следующий день после поединка, Хьелль ему так и не рассказал. Сид узнал через неделю, когда смог сам вставать с постели.
Часть третья
Мечи и крылья
Глава I. Все пытаются разобраться
Алиссия Ковальская, действительный член Звездного совета
— Хьелль, может быть, ты попросишь своего друга, чтобы он прекратил валять дурака?
— Ну знаешь, у него работа такая. Валять дурака, делать из всех дураков… Он больше ничего не умеет. Но делает это на славу, не хуже, чем я машу мечом. Ёее… ты можешь чесать сильнее?
— Ты только что просил быть аккуратнее и не драть.
— Совершенно верно. Чешем сильно и аккуратно. Вычесываем, а не дерем. Прижигаем там, где кровит, и обезболиваем все подряд. Элементарно и не в первый раз. Какие проблемы, доктор?
— Никаких, кроме того, что первый раз был четырнадцать лет назад. А на Земле, знаешь ли, не на ком практиковаться. Бесполезные навыки утрачиваются.
— Как это не на ком? У вас полно этих… которые есть у всех… кроме Аккалабата… вы их едите.
— Птиц?
— Ну да. Наловила бы себе и практиковалась.
— Как ты себе это представляешь? Утром член Звездного совета Алиссия Ковальская садится на крылечко, берет под мышку курицу и начинает ее вычесывать.
— Демоническая картина. Только я бы посоветовал не курицу, а что-то более эстетичное…
— Например?
— …Вспомнил — дельфина!
— Павлина!
— Ну да. Или что-нибудь героическое, вроде осла.
— Орла, дурак малахольный.
— Да, орла или дельфина. Вполне солидные птицы. И не утром на крыльце, а непосредственно на заседании Звездного совета. Я бы тебе набор прислал — по уходу. С костяными гребнями. Инкрустированные ручки и все такое.
— Меня бы тут же сослали в психушку.
— Ваш Звездный совет тоже не выглядит особенно психически здоровым.
— С этого момента поподробнее.
— Лисс, зачем мы им сдались? Они не наелись Дилайной? Ни на одной окраине Конфедерации больше ничего не происходит? Оуу….
— Лежи смирно, не дрыгайся.
— Я не дрыгаюсь, когда ты не дергаешь. В отличие от Звездного совета.
— Их, как ты изволил выразиться, «дернули». Локсия. Она вступила в Конфедерацию в прошлом году и оказалась сотым членом. Естественно, были празднования… речи, торжественные заседания, телеграммы от глав государств и правительств. Под шумок они протащили резолюцию. Об обязательстве Звездного совета вмешаться. Их посол размазывал слезы по лицу и бил себя в грудь. Говорил про геноцид и военную агрессию. Эти слова для наших бегунов на политические дистанции — как стартовый пистолет. Чуть-чуть на левый бок переляг… и расправь маховые, там слиплось все, я не долезаю щеткой. Вот так, хорошо. Потерпи еще, немного осталось.
— Размочи из пульверизатора. Скребешь прям по мясу.
— Ага. Больше не буду, извини.
— Так что конкретно вы обещали Локсии?
— …Хьелль, зачем вам нужна эта война? Тебе лично?
— Лисс, тебе не понравится то, что я сейчас скажу.
— Говори уже, а то перья выщиплю. Я закончила, кстати. Сейчас уберу все эти ошметки, а ты пока соберись с мыслями. Вдруг мне понравится.
— Уверен, что нет.
— Не тяни, выкладывай. Щетки помыть?
— Не надо, я потом сам. Лисс… в общем…
— Только не ври мне, хорошо?
— Так. Если ты это ляпнула, чтобы заполнить паузу, то я прощаю. Если ты серьезно думаешь, что я способен тебе соврать… то это…
— То это — что?
— Это Чахи знает, что такое… Я когда-нибудь давал повод?
— Нет. Но ты не был маршалом Аккалабата.
— Ерунда.
— Это не ерунда. Люди меняются. У них появляются новые обязательства и приоритеты. Ты не обязан…
— Все, хватит. Лисс, тебя интересует причина, почему мы напали на Локсию. Я тебе ее назову, а как поступить с этим знанием — тебе решать. В общем… это моя война, Лисс. Я ее затеял.