Случай из практики
Шрифт:
Судебные маги в этой системе стоят особняком. Мы, в отличие от судейских чиновников, свободны в своем выборе и вполне можем утаить правду или попросту солгать. По большому счету, над нами нет никого, кроме нашей собственной совести, да еще Коллегии магов. Последняя, впрочем, интересуется далеко не всеми делами, а первой обладают отнюдь не все судебные маги. Впрочем, такие субъекты, как правило, не заживаются на свете - на любого мага, как известно, найдется темный переулок и арбалетный болт… Да и к тому же, судебного мага с единожды подмоченной репутацией никто никогда не наймет: у нас, как и в любой другой профессии - сперва ты работаешь на репутацию,
Однако я уклонилась от темы. Будучи судебным магом, прикинуться судейским чиновником я смогу без труда. А вот высказывание Шлосса меня позабавило. Если бы я и в самом деле была судейской дамой, его желание принять меня по высшему разряду и всячески ублажать немедленно бы меня насторожило и, скорее всего, сыграло бы не в его пользу в предстоящем расследовании. Но Шлосс, как и большинство обывателей, ничего не знал о том, как входят в ряды настоящих судейских чиновников. К счастью или к несчастью, это одна из наиболее ревностно хранимых ими тайн. Ну, пусть таковой и остается…
Глава 4. "Яблони" (окончание)
Мы ехали молча. Было пасмурно, пошел снег.
Я вспоминала, о чем еще не расспросила Шлосса. Ах да…
– Насколько я поняла, ваша жена скончалась довольно давно?
– уточнила я.
– Тому уж больше десяти лет, - печально ответил Шлосс, даже не удивившись резкой смене темы.
– От чего она умерла?
Шлосс немного помолчал, видимо, ему тяжело было вспоминать.
– У нее было слабое сердце, - сказал он наконец.
– Медики удивлялись, как это ей удалось родить двоих детей. Мы все старались не тревожить ее лишний раз, чтобы не спровоцировать приступ, ее ведь все любили… Я от нее почти полгода скрывал, что сын сбежал, говорил, что отправил его с оказией к старому другу на север, погостить, письма за него писал… А она давно обо всем догадалась и молчала. А однажды она просто уснула и не проснулась… - Шлосс отвернулся, зашарил по карманам в поисках платка.
– Простите, госпожа Нарен… одну минуту…
Я терпеливо ждала. Видимо, Шлосс в самом деле любил свою жену. Большая редкость по нынешним временам! Интересно, взаимно ли?
– Почему вы не женились во второй раз?
– спросила я, когда Шлосс смог, наконец, справиться с собой.
Шлосс покосился на меня с укоризной, но, поняв, видимо, что я не из праздного любопытства спрашиваю, ответил:
– Сперва… Вы знаете, госпожа Нарен, я очень любил Малену. Я не мог представить, что смогу назвать другую женщину своей женой… И потом, дети - я подумал, что лучше вовсе без матери, чем с мачехой.
– Он вздохнул.
– А потом дети выросли, и я решил, что уже слишком поздно жениться снова. Кто за меня пойдет? Или вдова с детьми, или нищая девочка из захолустья… И зачем мне это?
– А как насчет отношений с женщинами в целом?
– бесцеремонно спросила я.
– Вы достаточно молодой мужчина.
– Хм… - Шлосс заметно смутился.
– Это… Да, конечно… Я понимаю, о чем вы, госпожа Нарен. Не без этого… Но я всегда старался быть осторожным и никого не обидеть… - "И не наплодить внебрачных детей, " -
– Никаких прочных отношений я не заводил… В конце концов, всегда можно наведаться в город…
Шлосс окончательно смутился и увял, но я поняла его мысль. Даже птица не гадит в своем гнезде, а Шлосс был определенно умнее любой птицы. Нет смысла связываться со служанками или крестьянками, способными серьезно скомпрометировать его особу, если до столицы - два дня езды, а в городе всегда найдутся сговорчивые девицы, которым дела нет до того, как зовут их клиента.
– Я хочу сказать, - подал голос Шлосс.
– если вы думаете, что какая-то обиженная женщина могла бы захотеть таким образом отомстить мне… Нет, этого не может быть, право слово.
– Надеюсь на это, - вздохнула я, и дальше мы ехали в тишине, только скрипел снег под копытами, тихо позвякивала сбруя и фыркали лошади.
Вокруг все было белым-бело, снегу навалило почти по пояс, и любой, сошедший с дороги, рисковал завязнуть в снежном плену. А по весне, которая наступит, как водится, неожиданно, непременно случится небольшое наводнение, размоет какую-нибудь плотину…
– Мы почти приехали, - заметил Шлосс наконец.
Уже стемнело. Мы ехали по узкой - двум телегам только-только разминуться - дороге среди деревьев, которые я по некотором размышлении определила как плодовые. Должно быть, те самые яблони, о которых с таким восторгом говорил Шлосс: могучие, стройные, высаженные ровными рядами, они смыкали кроны высоко над дорогой. Могу себе представить, каково собирать урожай с таких гигантов!
Наконец, деревья расступились, и я смогла разглядеть впереди дом старинной постройки. Не замок, а именно дом, большой трехэтажный особняк, не слишком красивый по нынешним меркам, но обладающий своеобразным обаянием. Мы въехали в тщательно расчищенный двор, слуга, стоило нам спешиться, тут же увел усталых лошадей, а я с интересом огляделась по сторонам. М-да… Хозяйство тут определенно поставлено неплохо: во дворе царил образцовый порядок, столь не свойственный старым поместьям. Я бы не удивилась, увидев посреди двора телегу без одного колеса, пару бревен и какую-нибудь рухлядь, дожидающуюся сожжения. Ничего подобного здесь не было, а рухлядь, если и имелась, хранилась где-то подальше от людских глаз.
– Проходите, прошу вас!
– Шлосс любезно пропустил меня вперед, в распахнутую вышколенным слугой дверь.
Войти с мороза в уют натопленного дома было особенно приятно.
Я стянула перчатки, скинула плащ и теплую куртку на руки подоспевшему слуге и огляделась. Дом был и в самом деле очень старым, но развалиной отнюдь не выглядел. Напротив, он казался весьма ухоженным, видно было, что хозяева любят свое обиталище и заботятся о нем. Обстановка не казалась ни слишком богатой, ни вычурной, не била в глаза показной роскошью. Дом был отделан и обставлен просто, добротно и в то же время со вкусом.
– Здесь все осталось, как было при жизни Малены, - сказал Шлосс, заметив мой интерес.
– Я ничего не менял, оставил все, как нравилось жене. Кстати, хотите взглянуть на нее?
Я сперва, признаться, опешила, но тут же недоразумение разрешилось: Шлосс указывал на большой, в человеческий рост портрет, висящий на лестничной площадке. В уютном полумраке, царившем в холле, казалось, будто сама хозяйка дома стоит на лестнице и приглашающе улыбается гостям.