Случай из жизни государства (Эксперт)
Шрифт:
Пришли, наконец, Рыжик и Корма, типичные блатные фрайера, с дублеными и коричневыми от чифира лицами, худые, жилистые. Корма был постарше, лет тридцати пяти, а Рыжик молодой совсем, но настырный и резкий.
Одесса хотел вежливо уйти, но Монгол оставил его, да ещё позвал Гурыча; пошла по кругу фарфоровая чашечка, по два обжигающих глоточка каждому за раз, появилась твердокаменная воблочка - вприкуску, соль с горечью. Словно гурманы какие-нибудь смаковали зеки вкушаемое. А после чифира Монгол угостил всех "Кентом". Начался неторопливый, тихий, никому не ведомый разговор ("базар"). Близилось время отбоя.
ВЕЧЕРИНКА В ОПЕРЧАСТИ
Капитан
Капитан выдернул из ушей провода с наушниками. Лишь последнее сообщение показалось интересным: Монгол, Корма и Рыжик. Не станут блатные чифирить "каждый день", да ещё подолгу о чем-то разговаривать, со смехом... Несерьезно как-то... или наоборот?
Петров плеснул в чашку чайку из термоса. Жидкость была пропитана букетом сырости и второсортной рассыпухи. Капитан служил в Системе 18 лет, но так и не научился заваривать чай: мешала вечная спешка, приходилось пользоваться термосом для экономии времени и пить мутную горячую жижу. Он отхлебнул немного из чашки, поморщился. Нужно было обдумать диктофонные сведения: первое вообще не заслуживало внимания, капитан и сам материл "всю власть целиком", потому что оклад задерживали на два-три месяца, на трехкомнатную квартирку нечего было и рассчитывать, не хватало денег даже на приличную кожанку себе и на дубленки жене и дочери... К тому же, капитан Петров никак не мог принять безраздельной свободы, вдруг воцарившейся в стране - как будто взяли выпустили из огромной ЗОНЫ сразу всех: маньяков и насильников, домушников и карманников, извращенцев и садистов, педерастов и туберкулезных бомжей-тунеядцев.
Насчет второго... принять меры надо, конечно, ибо Васька-Механизм личность непредсказуемая, и вправду может "опетушить" нарядчика... впрочем, и нарядчик литейки та ещё рыбина.
Третье... игру на деньги просто так не пресечешь, Макарова же придется спасать в изоляторе, а потом переводить в ПКТ... Можно, впрочем, вербануть, попробовать, по ситуации...
А вот что касается Монгола, тут хорошо знать нечто более конкретное, хотя бы обрывки разговора. Заиметь бы аппаратурку приличную, как у комитетчиков, чтоб слышно было за километр... Сейчас все можно купить, были бы деньги: зеленые баксы. Да и рубли хороши.
Дверь резко распахнулась, ударившись о стену: именно так всегда появлялся в кабинете Петрова зам. хозяина по режиму подполковник Минкевич.
Это был здоровенный еврей, давно и напрочь забывший все свое "еврейство". Двадцать один год
Минкевич давно уже не пользовался ни стопками, ни стаканами: пил прямо из горлышка, заправски выливая внутрь себя даже технический спирт.
– Ну что, капитан, будем?
Подполковник стукнул об стол два раза: сначала литровой банкой с зелеными помидорами, потом бутылкой. На этикетке было написано "Хороша!", а чуть выше находилось изображение веселого блондина в псевдонародном кафтане и с огурцом в руке.
– Будем, будем...
– задумчиво согласился Петров, разглядывая этикетку. Ему и вправду нужен был стимул - разогнать мысли в правильном направлении, прочувствовать ситуацию, назревавшую в зоне. Чай из термоса вызвал легкую тошноту, энергии не дал.
Минкевич молча плеснул водку в подставленный стакан. Она дурно пахла химией: то ли ацетоном, то ли стеклоочистителем. Говорить было не о чем, но подполковник, вылив из бутылки в желудок часть спиртного и схрумкав зеленый помидор из банки, сказал веско:
– Наш национальный продукт, капитан... Воистину. А ты чаем все пробавляешься, губишь себя.
Петров понюхал стакан и, остановив дыхание, выхлебал в два глотка содержимое, занюхал помидорчиком... К его удивлению, отвратный напиток "прижился" сразу: в теле разлилось приятное тепло, а в голове стало просторней.
– Прочувствовал?
– ухмыльнулся Минкевич. От его опытного взгляда не ускользнуло изменение в облике Петрова: тот как будто весь разгладился, принял гармоничные формы. Лицо порозовело здоровьем.
– Что-то мне тревожно, - сказал Петров.
– Вроде в зоне спокойно, Монгол этот хренов наводит порядок, с одной стороны, а с другой - не нравится мне что-то... Хачиков он, конечно, припер, но, боюсь, как бы он за нас не взялся.
– Как это - за нас?
– удивился Минкевич.
– Мы что здесь, козлы какие, что ли? Или петухи? Мы - офицеры МВД, закаленные и продуманные. Мы власть, неограниченная и самодержавная. А кто этого не хочет понимать - в изолятор его, в БУР, на этап, в "Белый лебедь", гада... Короче, капитан, давай установку, а я приказом все оформлю. Ну-ка, дай послухать, чего тебе там настукали...
Минкевич сунул в уши наушники и нажал кнопку диктофона. По мере слушания лицо его менялось несколько раз: то он заинтересованно улыбался, то темнел до лилового, поскрипывая зубами.
– В нарды, паскуды, на деньги играют... На большие. Мало я их щемил, подлецов. Как козла ни корми...
– Минкевич выдернул наушники, бросил их на стол.
– Насчет игры - интересно. Надо бы шмончиком их подловить, игрочков этих... Получка-то нескоро. А Монгол - ну что Монгол? Блатной, он и в Африке блатной. Балдеют, ржут. Может, наркотой какой укололись или обкурились... Херня это все, Петров... Давай, ещё по одной...
Минкевич плеснул в стакан, стукнул об него бутылкой и вылил в себя из горлышка остаток водки. Петров тоже повторил, но эта порция вдруг встала в горле: как будто кто-то пытался удушить его. Он выхватил из банки помидор и быстро-быстро сжевал его. Удушье отпустило, но в желудке стало тяжело.
– Что, поперек батьки в петлю?
– участливо осведомился Минкевич.
– Я тебе говорю, капитан, не губи здоровье чаем. Посмотри на осужденных: бледные лица, язва, гастрит, туберкулез. И все от чифира этого проклятого... А водку им нельзя.