Случай из жизни государства (Эксперт)

Хабаров Александр Игоревич

Имея повеление.

Кто-то, наконец, должен был взять на себя всю полноту отвественности за "эту страну", за Отечество, за стариков и старух, за воюющих мужчин и рожающих женщин, за детей, рожденных и ещё не родившихся, за железные дороги, мосты, линии электропередач, водные артерии, недра, пастбища, заводы, фабрики, школы, больницы, храмы и монастыри?

Правление его было похоже на регентство при малолетнем цесаревиче только в роли "цесаревича" находился быстро состарившийся до пределов маразма Президент Матвей Борисович Хвоев по прозвищу Пыхта. Старик, напортачивший везде, где только можно было, боявшийся смерти, много пивший и болевший, "до Митина" подписывал все, что подсовывали ему ловкие придворные интриганы. Газеты раздували миф о Клане, обливали грязью внуков и внучек, дочерей и сыновей, зятьев и невесток. Да они, сопляки и соплячки, и вправду богатели, строили особняки на

Лазурном берегу и учились во всяких там Кембриджах и Принстонах неизвестно (или известно?) на чьи денежки! Народ плевался, Дума пугала импичментом и вытекавшими из этого судом и тюрьмой. Пыхта боялся собственных премьеров, менял их чуть ли не каждые три месяца, и когда, наконец, наступил полный перебор, обратил свои мутные глаза к экспертной группе - и вытащил из неё Митина, в меру молодого, энергичного и в меру фотогеничного. Дума, уставшая от лихорадок, как ни странно, утвердила мало кому известного Андрея Константиновича почти единогласно. И сразу же пресса стала называть его "темной лошадкой".

Но это ещё не было настоящей властью, и все последние дни Митин медленно, но уверенно подводил Борисыча к мысли о пенсии, даче с охраной и рыбалкой в тихой заводи. Он подготовил закон о гарантиях неприкосновенности будущему "отставному Президенту" и был уверен, что с ним согласится Дума Пыхта явно был неспособен внятно отвечать даже на простые вопросы репортеров; возможный суд превратился бы в театр абсурда, подобно тянущемуся уже более года заточению престарелого экс-диктатора Чили Пиночета в Лондоне (Испания требовала его выдачи как международного преступника).

Никому не нужен был суд. Пусть доживет свой век этот старикан, ставший то ли случайно, то ли по воле закулисных "технологов" первым Президентом России - России, сбросившей ярмо марксизма-ленинизма на обочину мировой истории и медленно возвращавшейся к оставленному восемьдесят с лишком лет назад пути.

Митин подтягивал к Кремлю верных друзей - тех, на кого всегда мог положиться, тех, кто прикрывал его за кордоном и готов был умереть во имя... да во имя мужских, наивных, героических, трагических идеалов дружбы, что ли? И ещё: Родины, что ли?

Вытеснялись интриганы. Принцип "не мытьем, так катаньем" возобладал. Поспешные разоблачения (вроде прокурорских чемоданов с компроматом) могли только навредить общему делу. Патриотизм перестал быть синонимом фашизма, нацизма и коммунизма и вошел в моду. Армия и МВД взялись за бандитствующий полусуверенный Чуран и медленно, с помощью артиллерии и авиации, выдавливали с его территории иноземных боевиков и туземных мазуриков. Закрепленное при Пыхте странное положение этой республики (система "ниппель: туда дуй, а оттуда ...) усугублялось похищениями людей, угрозами от напыщенных лидеров Чурана в адрес всех, кто подворачивался под их невоздержный язык, захватами авиалайнеров, грабежами на дорогах, отсасыванием ГСМ из трубопроводов, взрывами на российских вокзалах. Чаша терпения переполнилась, когда чуранцы захватили психбольницу №6 в Шацке; когда все было кончено, то выяснилось, что Абдурахман Кирбабаев, главарь налетчиков, планировал захват роддома, но по вине одного из "соратников", владевшего русским языком в объеме яслей-сада, банда вместо роддома ворвалась в дурдом. Больные (в основном хроники-вечнокоечники), кстати сказать, вели себя самым подобающим образом и к появлению спецназа уже обезвредили троих, в том числе и самого Кирбабаева: у него был откушен нос и сломаны все ребра - кто-то, видать, весело прыгал на нем, как на батуте.

Сразу после начала военной операции в Чуране, лидер чуранцев Измарды-Ага объявил через Интернет награду за голову Митина - 10 миллионов долларов. А через три дня Измарды-Агу самого - и, можно сказать, бесплатно - ущучили бойцы группы "Точка" - так, что и хоронить было нечего, самонаводящаяся бомба объемного действия взорвалась, сжигая кислород из воздуха, прямо над головой Аги (на высоте 50 метров) и он, как Лжедимитрий в 1612 году, разлетелся кровавыми ошметками по склонам гор. Лопнул.

Митина, впрочем, не очень заботил Чуран: тут все было просчитано до мелочей, машина подавления заработала, "дело" завертелось, словно воронка, всасывая ошалевших мятежников в роковую горловину. Обидно было, что приходится, исправляя ошибки прошлого, жертвовать молодыми ребятами - в большинстве своем лучшими. Телевидение, побаиваясь открыто кусать власть и армию, медленно наседало, расширяя косвенные обличения. А если не обличали, то раз за разом показывали пацанов-солдатиков в чуранском плену: на экране бородатые рожи гоготали над русским унижением, стреляли мальчишкам в живот, отрубали уши и все остальное на глазах, может быть, у их матерей. Гордые мужчины-чуранцы... неприступные чуранки... мудрые старики. Бог с ними, с женщинами, а вот мужичков

ихних Митин видел - это скопом, перед телекамерами они трясли черными бородами и гоготали, изображая презрение к смерти и боли. Опытный дознаватель-контрразведчик за час сделает из любого такого гордеца ползающую мразь. Чуранцы презирали русских, не понимая, что Чуран существует только потому, что их, например, взяв в плен, считают побежденными и не мучают ради садистского удовольствия - как бы прощают все, что было раньше. Подобное видел Митин на собачьих боях (лет шесть назад затащил старый друг). Оказалось, что туркменская овчарка побеждает знаменитого бульерьера, успевает прихватить его за горло так, что тому остается только дрыгать лапками и вилять хвостиком, прося пощады. И овчарка щадит четвероного собрата - отпускает бультерьера и уходит гордо. Но побежденный бросается вслед и одним щелчком мощнейших челюстей перекусывает овчарке лапу, а потом и вовсе загрызает её. Так действовали чуранцы. Разговоры о мудрых аксакалах вообще не вызывали ничего, кроме внутренней улыбки: неужто на Кавказе старость проходит без маразма? Неужто в русской деревне не найдется старика-мудреца?

Гораздо важнее (и страшнее) Чурана были иные враги; впрочем, Митин скорее назвал бы их "врагами поневоле". Беспокоили монополисты, душившие в зародыше всякую конкуренцию, устанавливавшие "свои" цены на все, что было им подвластно. Руководствовались вполне законными основаниями: неплатежами, ростом курса доллара, мировыми ценами. Однако при всей разумности доводов оппоненты мельчили, признавая свою "удельность" как единственную данность. Митин же рассматривал Государство как единую корпорацию, и с этой точки зрения повышение цен, например, на проезд в метро (абсолютно экономически обоснованное) было антигосударственным действом, ибо лишало народ возможности без особого ущерба для семейного бюджета передвигаться к рабочим местам или местам отдыха. Росло общее раздражение, и как следствие - повышался уровень нестабильности общества в целом. То же касалось связи, железных дорог, электроэнергии и даже бытовых услуг - парикмахеры взвинтили цены на стрижку и вместо, к примеру, пятидесяти человек по пятнадцать рублей обслуживали пятнадцать по пятьдесят. Сразу выросло количество нестриженых и небритых, и, по данным врачей, подпрыгнул процент педикулезников и чесоточных. Лишь хлеб, молоко и масло удавалось держать на стабильном уровне цен с помощью государственных рычагов, но и на них уже покушались ретивые рыночники. Еще нужно было в срочном порядке обуздать рифмующуюся троицу ФДС - Фокина (министр энергетики и топлива), Дрокина (министр путей сообщения) и Сорокина (культура и спорт). Последний, к слову сказать, монополизировал распределение госбюджетных средств: деньги раздавались под шизофренические проекты всенощных фейерверков (пойди, посчитай, сколько там их улетело, ракет этих, сколько петард бабхнуло), мрачных народных гуляний с водкой и драками и концертов "Рок против наркотиков", после которых наркомафия с удовлетворением подсчитывала прибыль, вырученную от продажи зрителям пакетиков с героином и "травкой".

Государство как корпорация или, скорее, как единая семья - таков был основополагающий принцип Митина. А в семье все имели равные права, членам семьи нужны были: безопасность, еда, одежда, работа - и доступный отдых, с книжкой ли в руке, у телеэкрана или в партере театра и филармонии. Глава Государства выступал в таком случае как отец, к которому все имели равный доступ и никто не пользовался особой любовью и расположением. Из Пыхты такого отца не получилось, он чересчур был занят собственной семьей, был мелок, заботлив к внукам в ущерб всей стране - оттого мельчили и все остальные, нагружая карманы шальными деньгами. После нас хоть потоп, нет гнуснее поговорки...

Возврат же к коммунистическим идеалам был невозможен, как бы кто не хотел этого. Общество слишком далеко зашло в поисках чаемой свободы, обратно дороги не было. "Кто вообще не тоскует о советском прошлом - у того нет сердца, кто хочет возврата к нему - у того нет головы", - сказал Митин на одной из пресс-конференций. Особого оживления в зале эта фраза не вызвала: многие как раз хотели вообще забыть все, другие - жаждали разворота на 180 градусов, передела, перекроя, революции...

– Андрей Константинович, десять, - сообщил секретарь Леша Проклов, свой человек.
– Министры уже здесь.

– Запускай, - дал "добро" Митин.

Рукопожатия, протокольные улыбки.

Корреспонденты, толпясь, щелкали камерами. Потом расступились, пропуская оператора Гостелевещания. Снято. Проклов аккуратно, широко расставив руки, оттеснил в приемную репортеров и так же аккуратно, без стука, закрыл двустворчатую дверь.

По Чурану доложил Буров: коротко и с цифрами. Столько-то взято в плен, столько-то уничтожено. Потери минимальные. Кольцо сжалось, сроки утверждены. Все.