Случай Ковальского (Сборник научно-фантастических рассказов)
Шрифт:
— Автоматы по ремонту панциря.
— По чьему приказу?
— По моему.
— Так ты, ты уже существовал?..
— Да.
— …А зачем ты дал им такой приказ?
— Велика была вероятность уничтожения систем управления реактором космолета.
— Не понимаю. Объясни.
— Автокор уничтожил много автоматов. Количество не было мне сообщено. Однако я мог начать действовать только в том случае, если бы он поставил под угрозу срыва цель полета. Повреждение реактора явилось бы такой опасностью…
Гоер уже понимал, что все, проделанное Унинавом, было действиями автомата с псевдопсихикой,
— Но почему же Автокор не уничтожил тебя?
— Он не знал о моем существовании. Унинав необходим для достижения цели полета, и регенерационные автоматы самостоятельно воспроизводят его без всяких внешних приказаний.
Теперь Гоер понимал, как мало он знает. Он боялся спросить напрямик о том, что было самым важным… о самом космолете.
— А космолет, после всего, что случилось, космолет цел?
— Он не поврежден.
Автомат не лгал. Он не мог лгать, и Гоер подумал, что все могло кончиться гораздо хуже, а он сам сейчас мог бы быть метеоритом, кусочком материи, мчащимся сквозь пустоту в рое осколков, которые некогда были космолетом. А автоматы… с автоматами он справится, он, Гоер, кибернетик и космогатор, первый человек в системе Регула.
— После возвращения поговорю с кибернетиками, проектировавшими эти автоматы…
— Не поговоришь. Их уже не будет в живых.
— Да, ты прав. Ты довольно всесторонен для Унинава, — добавил он минуту погодя.
— Я не типовой Унинав. Более точно было бы сказать, что я частично специализированная система со способностью к самоусовершенствованию.
— А знаешь ли ты, что было причиной этой… массовой дезинтеграции автоматов?
— Нейтронная утечка. Это случилось на тридцать втором году локального времени полета. Кристаллическая память Автокора подверглась облучению, в результате чего возникли устойчивые нарушения. Он начал выдавать автоматам противоречивые приказы, а если они не выполняли хотя бы одного из них, демонтировал их, как бесполезные.
— Это значит, что сейчас, когда он демонтирован, весь космолет ведешь ты?
— Да.
Гоер понимал, что вести космолет среди звезд и координировать работу всех его автоматов не по силам одному, пусть даже и не обыкновенному, Унинаву. Однако вслух он этого не сказал.
— На обратном пути к Солнцу придется репродуцировать автоматы…
— Обратного пути не будет.
— Что… что ты сказал?
— Космолет не вернется на Землю.
— Ты лжешь! — вырвалось у Гоера, но, крикнув это, он уже знал, что автомат сказал правду. Ведь эта глыба металла и кристаллов, с которой он говорил и спорил, была автоматом.
— Я не лгу. Я автомат.
— Только обычные автоматы не лгут… я знаю, это закон… Но ты какой-то странный автомат…
— Мое поколение автоматов не может отступить от этого закона. Единственное, что я могу сделать, это не говорить всей правды…
— Но на этот
— Сказал. Ты не вернешься на Землю.
— Почему, объясни, почему?
— Невозможно изменить направление полета. Израсходовано горючее.
— Израсходовано? Когда?
— Когда старый Унинав уже не существовал, а меня еще не было…
— Это сделал Автокор?!
— Да.
— Но почему не витализовали меня? Я повернул бы к Земле… Довел бы весь этот… разладившийся кибернетический лом… — Гоер вдруг умолк, потом совершенно другим тоном спросил: — А кто выпрямил траекторию и нацелил космолет на Регул?
— Я.
— Ты знал, что топлива на возвращение не хватит?
— Знал.
Гоер встал, сделал несколько неуверенных шагов и потянулся за дезинтегратором.
— Космогатор, этого требовала моя программа. Я обязан был нацелить космолет на Регул, — автомат не мог изменить высоту голоса, но говорил все быстрее, — космогатор, я единственный исправный автомат космолета… Подожди… не…
Он замолчал в тот момент, когда Гоер нажал спусковой крючок. Оболочка автомата лопнула и края разреза разгорелись ослепительно белым огнем. Гоер ослабил нажим пальца только тогда, когда пол за спиной автомата стал коричневым и задымился.
— Ты знал, ты знал, что я не вернусь, — повторял он и, покачиваясь, прошел в диспетчерскую космолета.
Ему казалось, что он покинул диспетчерскую только вчера. Он знал здесь каждый экран, каждый клавиш. Автоматы, почувствовав его присутствие, подключили диспетчерскую к информационной сети космолета, и ряды серых экранов посветлели, замигали контрольные лампочки. Началось так хорошо знакомое ему неуловимое беззвучное движение. Прикоснувшись к клавишам, он ощутил их холод и какую-то непривычную шероховатость. Эта была пыль, осевшая в стерильном, влажном и фильтрованном воздухе за десятилетия полета. Из диспетчерской космолетом управлял только он, человек. Все автоматы были включены непосредственно в сеть управления, их металлические отростки никогда не прикасались к клавишам.
Он включил систему малого вычислителя, чтобы определить положение космолета. Серый экран прибора разгорелся. Зеленая стрелка метнулась к белому диску Ре-гула, едва не коснулась его и, обогнув, перешла на другую сторону экрана.
— Вероятность входа в протуберанец девяносто семь и две десятых процента, — сказал автомат.
— …и космолет превратится в пар… — продолжил про себя Гоер.
Но автомат услышал его:
— Повторить?
— Не повторять! Молчать! — крикнул он, а потом уже спокойно добавил: — Автомат-передатчик!
— Сообщение с направленных антенн передано, — доложил автомат.
— Ну, значит, на Земле узнают, как я погиб, через семьдесят девять лет. Именно столько времени идет отсюда радиосигнал до Земли, — подумал Гоер и решил, что вряд ли потомки без труда отыщут в хрониках его имя.
— Включить внешний экран, — сказал он автоматам, — я хочу заглянуть в это пекло…
— Не понимаю.
— Это не имеет значения. Включи экран.
— С фильтрами?
— Без фильтров. Я хочу видеть звезду такой, какова она в действительности: огромная, белая. Когда-то меня учили, что у нее спектральный класс В-5.