Случайная жена, или Наследство в подарок
Шрифт:
— Ты ему понравилась, Рори, — серьезно произнес Богдан, закрыв дверь за братом.
— Это хорошо или плохо? — Я сжала пальцы, пытаясь хоть как-то справиться с напряжением.
— Это ожидаемо, — улыбнулся он краешком губ и, повернувшись ко мне спиной, пошел в гостиную.
— Он говорил об убийстве твоего отца? Да? Про заказ? Тогда, когда вы замолчали.
Богдан замер, его спина и плечи напряглись, но сам он так и не обернулся, дернул шеей и резко проговорил:
— Не лезь в это, Рыжик. — А затем сменил направление и вместо гостиной пошел в спальню, из которой вышел уже переодетый.
Я приложила к губам ладонь, заглушая громкий всхлип. Сдерживая слезы. Я больше не буду плакать. Не буду. Нет. Нет. Правильно он сказал. Не лезь. Это все не мое дело.
Живи, Рори, как живется. Пользуйся, пока пользуется.
Домой Богдан так и не вернулся ни в этот вечер, ни на следующий. Утром понедельника меня разбудило сообщение, в котором был номер такси, безопасного и уже оплаченного. Так прошла целая неделя, за которую я уже сто раз пожалела, что решила спросить то, что не следовало, потому что я скучала. Жутко, до дрожи и спазмов в груди. Слонялась, как привидение, по квартире, желая услышать его ласковое «Рори», хриплый смех, увидеть согревающий огонек в его зелено-голубых глазах и почувствовать теплые дружеские объятия перед сном.
Хотя бы так. Ведь только когда теряем, мы понимаем, насколько важным было то, чем мы некогда обладали. Так и я поняла, что зря тратила время весь этот месяц. Нужно было больше впитывать, чаще наслаждаться и запоминать. Как сказку — хорошие мгновения, которые, увы, не повторятся уже никогда. Это я знала отчего-то наверняка.
Глава 12
К тому моменту, когда нашему браку исполнилось ровно два месяца, оговоренных с самого начала, я не видела Богдана чуть больше недели. Он начал мне звонить, коротко спрашивать, как дела, и оговариваться, что заезжать домой ему пока некогда. Где он ночевал — не говорил, да и я не спрашивала.
В институте старалась не обращать внимания на косые взгляды Арины и Даши и просто жила. Конспектировала пары, учила лекции, готовилась к семинарам, возвращаясь в пустую квартиру, и варила щи, а затем каждое утро выливала их в унитаз.
В среду было посвящение в студенты, жильцы общежития ушли раньше с пар, а я, не решившись отправиться в клуб, куда позвали меня местные, просто потерянно гуляла по столице до самого вечера. Идти развлекаться не хотелось, так же как и возвращаться в одинокую квартиру. Готовиться к завтрашним семинарам не хотелось подавно, потому и слонялась по туристическим достопримечательностям, которые не успела посетить по приезде.
Вернувшись около десяти вечера, я зашла в квартиру, громко хлопнув дверью, и по привычке кинула ключи на тумбу. В коридоре горел свет, и я насторожилась. Скинула балетки и тихо — что уже не имело смысла, потому что, заходя, я пошумела знатно, — пошла в гостиную. Богдан сидел именно там. На ярко-рыжем ковре, упираясь спиной в диван и сжав ладонями голову.
— Эй, — тихо обратилась к нему, положив руку на мужское плечо, — с тобой все в порядке?
Залесский лишь мотнул головой и, ничего не ответив, продолжил сжимать свои виски еще сильнее, словно пытался что-то выдавить из себя. Или расплющить собственную голову.
— У тебя мигрень?
Он опять дернул головой, повернулся ко мне и открыл глаза, в которых стояло отчаяние. Меня насквозь прошило волной безысходности. Словно каменной плитой придавило к полу от боли, такой осязаемой и жуткой, что я захлебнулась собственными словами, которые еще даже не слетели с языка. Охватила ладонями голову Богдана и потянула ее к себе на грудь, сама села так же, как и он, опираясь на диван. Мужчина поддался, и я запустила пальцы в темные волосы, начала несмело их перебирать, надеясь хоть как-то успокоить мужа, поддержать, помочь.
— Все будет хорошо, — произнесла такую обычную и повсеместную фразу, в которую вложила всю свою уверенность. — Слышишь, Бо, что бы у тебя ни случилось, это пройдет.
Богдан хмыкнул и поменял положение, опустив голову с моей груди и устроив ее у меня на коленях, словно ластящийся котенок, которому жизненно необходимо было сейчас получить тепло и защиту.
Я не знала, сколько мы так просидели. Час или два? Было абсолютно все равно, я как губка впитывала в себя происходящее и отдавала сама. Всю себя отдавала, бережными касаниями, поглаживаниями горящих пальцев, тишиной и безусловной поддержкой. Мою кожу словно пробивало током оттого, что я могла беспрепятственно водить по нахмуренным черным бровям и скулам, ерошить мягкие, непослушные волосы. Я хотела растянуть этот миг на целую вечность, сама не понимая, как оценить происходящее. Ведь если Богдан пришел именно ко мне, когда ему стало плохо, то, наверное, это что-то значило? Ведь правда?
— Я кое-что узнал, — хрипло выдавил он и все же приподнялся, нарушая момент, словно забирая у меня себя. Мои ладони безвольно опустились на ковер, и я обессиленно потянула пальцами за рыжий ворс. — Такое, что жить не хочется, — грустно усмехнулся он, а у меня начало саднить в груди, словно душа хотела вырваться.
— Эй, — я опять взяла в ладони его лицо, мои руки словно только этого и ждали, кожу сразу же закололо теплом, — что за глупости ты говоришь?
— Да так… Анализирую, Рыжик, как дальше быть. Я просчитывал и этот вариант, но все же надеялся, что такого не случится.
— Ты говоришь непонятно.
— Потому что сам еще наверняка ничего не знаю. — Он закрыл глаза и накрыл мои руки ладонями. — Ты теплая, Рори, очень. Как солнышко, настоящее, радужное, освещающее все вокруг.
Когда Залесский распахнул веки, я засмотрелась на его пышные и длинные черные ресницы, под которыми в светло-зеленых глазах плясала неясная мне решимость. Богдан протянул правую руку к моему лицу и начал водить пальцем по моим щекам.
— Что… что ты делаешь?
— Пятнадцать…
— Что?
— Двадцать, двадцать одна, двадцать две, — тихо, слегка приоткрывая губы, зашептал он и продолжил считать, как я теперь поняла, мои веснушки.
Его размеренный и успокаивающий голос расслаблял, и я просто закрыла глаза, поддавшись странной ласке. Через какое-то время, когда начало казаться, что лучше просто не бывает, вздрогнула от неожиданности и от восторга, опалившего мою душу, потому что пальцы сменились губами. Теплые и мягкие губы Богдана запорхали по моему лицу, бережно и невесомо.