Случайная жертва
Шрифт:
Правильный ответ – я.
– Ты не говорил мне, что Гай твой агент. Я сам догадался.
Он поднял стакан, с видом знатока принюхался к напитку, и сразу стало ясно, что ему совершенно все равно, чем он пахнет.
– Но я это подтвердил, – ответил он.
– Ничего ты не подтверждал.
– Что ты собираешься делать?
– В каком смысле?
– Кляйнман знает, что ты трахал его жену.
– Конечно, знает. У вас ничего не происходит без того, чтобы об этом не стало известно всему миру.
Он воспринял мою шпильку
– Предположим, ему все известно. Но вопрос остается открытым.
– Какой вопрос?
– Почему он хотел убить ее, а не тебя?
Я ждал этого вопроса. Я готовился к нему, пока весь в поту бежал пять километров в пустом тренажерном зале, понимая, что в любую секунду туда может ворваться человек с пистолетом в руке и проделать дырку прямо в моих мыслях.
– Если он уберет меня, – сказал я, – всем будет ясно, что это он. А у него и без того проблем хватает.
Брови Кравица взлетели кверху. Версия так себе, и мы оба это понимали. Специальность Кляйнмана – не наживать себе неприятности, а выпутываться из них целым и невредимым.
– Если убьют ее, – все-таки продолжил я, – он всегда может свалить убийство на одного из своих недругов. В суде будет смотреться отлично. Несчастный вдовец.
– Авихаиль, – бросил Кравиц, рассматривая содержимое своего стакана.
Семья Авихаиль – главные соперники Кляйнмана. Ребята из Нетании, которые начинали с раскурочивания краденых машин в районе автомастерских. Ты угоняешь «Мерседес» в Тель-Авиве, едешь к ним, и через два часа у тебя полторы сотни запчастей со стертыми серийными номерами. Когда началась интифада, этот бизнес ушел на Территории, и они избавились от необходимости пачкать руки в машинном масле, переключившись на азартные игры и наркотики.
Кляйнману не понравилось, что кто-то лезет в его владения, и главе семейства Авихаиль пришлось расстаться со многими частями своего тела, когда в его автомобиле сработало взрывное устройство. Задним числом Кляйнман убедился, что совершил ошибку, потому что место отца занял его гораздо более способный младший сын, Нохи.
– Что у них там в данный момент? – спросил я Кравица.
– Нечто вроде перемирия. Все хотят знать, насколько основательно дело против Кляйнмана.
– И насколько?
– Скорее основательно.
– Скорее, – повторил я. – Прекрасное слово. Все равно что сказать: «Я тебя скорее люблю». Или: «Скорее это я должен тебе».
– Что ты намерен делать?
– Встретиться с Кляйнманом.
С Кравицем никогда не знаешь, то ли он действительно удивлен, то ли притворяется.
– На что ты надеешься?
– Официально я все еще на него работаю.
Он взболтал в стакане виски, заставив льдинку бороться с возникшим по центру водоворотом.
– Тебе нечего ему предложить и нечем угрожать, – сказал он. – Ты просто хочешь посмотреть ему в глаза, перед тем как он даст приказ убрать тебя.
– А еще я хочу перед казнью
– Знаешь, – серьезно произнес он, – я человек привычки. Встаю в одно и то же время, принимаю душ, одеваюсь, иду на работу, а каждый день в четыре дремлю тридцать пять минут.
– Какая связь?
– Ты – одна из моих привычек, – без тени улыбки сказал он.
– Устрой мне встречу с Кляйнманом.
– Что я получу взамен?
– Может быть, тебе не придется искать себе другую привычку.
8
Кравиц подбросил меня к моей «Вольво». Одновременно с двигателем заработало радио – видно, я забыл его выключить. Бонни Тайлер пела про разбитое сердце. Песня мне нравилась, поэтому в Бавли я приехал в хорошем настроении, что, согласитесь, удивительно для человека, чья ожидаемая продолжительность жизни сравнима с продолжительностью жизни комара. Бетти Норман, мать Элы, жила в одном из многоэтажных домов, которые выглядели очень внушительно, пока в пласты штукатурки не въелся морской воздух. Когда дверь с табличкой «Семья Норман» распахнулась, я все еще пребывал в благостном настроении, поэтому с порога вместо приветствия заявил:
– Норман – это же герой какого-то мультика…
Она на минуту опешила, дав мне время ее рассмотреть. Шатенка, волосы уложены в пышную прическу, напоминающую праздничный торт, грубоватый рот, на смягчение очертаний которого ушло немало помады. В молодости она наверняка была так же хороша, как Софи Лорен, что, впрочем, справедливо и по отношению к самой Софи Лорен. Хорошо одета. Плиссированная черная юбка по щиколотку, белая блузка, жемчужные серьги и такое же колье. Шутка насчет мультяшных героев растворилась в воздухе, но это не помешало мне оставаться в твердом убеждении, что во мне умер великий комик. Видимо, она вообще не понимала шуток.
– Я могу вам чем-то помочь? – спросила она.
Интеллигентный, слегка прокуренный голос с чуть заметным неясным акцентом и с большой долей нетерпения. Эта женщина и на сантиметр не изменит курс своей яхты, чтобы спасти утопающего.
– У вас родились близнецы, и одного вы в первую же неделю после родов отдали на усыновление, – выдал я. – Не хотите об этом поговорить?
Ее глаза на мгновение сузились, но она тут же взяла себя в руки:
– Вас Эла послала? Опять она со своими глупостями.
И, не дожидаясь ответа, захлопнула дверь у меня перед носом. Пять минут спустя она снова ее открыла и с немалым удивлением воззрилась на меня.
– Никто не надевает бусы и серьги, если не собирается куда-то идти, – дружелюбно объяснил я. – Так что там с двойняшками? Может, вы помните, кому отдали вторую девочку?
Она снова закрыла дверь, но тут же ее распахнула:
– Если вы сейчас же не уберетесь, я вызову полицию!
– И что вы им скажете? Что я без разрешения стою на лестничной площадке?