Случайно влюбилась в… Бога?
Шрифт:
– Правда что?
Он стянул свой пиджак.
– А как ты думаешь?
– Честно, Эмма, мне сейчас не до игр.
Гай присел на диванчик спиной ко мне и начал снимать ботинки.
– Ты действительно бог смерти и войны? Это твой особенный талант? Убивать людей?
Гай бросил взгляд через плечо.
– И не забудь про войну.
– Ну как же. Кто об этом забудет?
– Да ладно, Эмма. Не называй меня этим глупым титулом. Из всех людей тебе лучше знать.
– Сколько людей ты убил?
Теперь глядя на него,
Чуточку веет драматизмом. Знаю. Но такое у меня воображение.
Гай встал и сделал несколько шагов ко мне. И он уже избавился от носков.
А ведь его идеальные ступни тоже выглядят могущественными и смертоносными. А звездочки метать ногами он может?
– Эмма, прошу тебя, не смотри на меня так. Все совсем по-другому.
В его глазах мелькнуло разочарование?
Мистер Высокомерный Убийца беспокоился, что я не одобрю его профессию?
– Сколько? – повторила я, грызя ноготь на большом пальце.
– Какая разница, женщина?
– Большая. Я хочу знать.
– Если я скажу десять тысяч или миллион, ты все равно рассудишь по-своему и не примешь во внимание то, что каждый раз, когда я забирал чью-то жизнь, поступал так по праву. Это то, что я должен делать. Даже если не хочу.
Он медленно расстегнул рубашку, под которой оставалась простая белая футболка.
Я старалась не смотреть на его мощные бицепсы или как бугрятся мышцы на его груди, образуя впадины в виде полумесяца.
Старалась не замечать, как широкие плечи переходят в узкую талию, а затем – в сильные бедра.
Старалась не видеть, как он пробежался пальцами по своим иссиня-черным волосам, и как они рассыпались вокруг его до безобразия красивого лица.
Не-а. Ни разу не глянула. Мне впору было прикрыть свое вожделение руками и петь: "лалала – я тебя не слышу", потому что я теперь ученая. Мне всего-то надо было напомнить себе о прошлой ночи и о незабываемом унижении, когда меня отвергли, не говоря уже о том, что Гай сама смерть собственной персоной.
– Откуда ты знаешь, что не убил хороших людей? – Спорила я. – А как же искупление? Как насчет того, что все люди совершают ошибки и заслуживают второго шанса?
– Это очень альтруистическая точка зрения и восхитительно наивная, Эмма, но разницу между добром и злом легче определить, чем ты думаешь. К сожалению, тебе никогда этого не понять, потому что ты всего лишь человек. Ты не можешь заглянуть в души людей, как я.
– Я не просто человек. Помнишь? Но полагаю, ты прав – количество не имеет значения, ты такой, какой есть, и это отвратительно.
– Отвратительно?
Его лицо вспыхнуло от гнева, и тут я засомневалась, стоило ли доводить его до белого каления.
Ну-ка… подожди. Да, стоило. Так будет легче заставить его отпустить меня.
– Да. Я не могу находиться рядом с убийцей. И хочу уйти, Гай. Вернуться к прежней
Он пересек комнату и дерзко остановился передо мной, сердито разглядывая.
– А что нет? Неужели у меня нет любых прав, если это для общего блага?
Воздух вокруг нас засветился от излучаемой им энергии.
– Держать меня в заложницах и утаивать правду – это для общего блага? Или управлять мною через страх, чтобы насытить свое эго размером с Гаргантюа?
– Я никогда так не поступал. Всегда в первую очередь спрашивал с себя. Всегда ставил твои интересы на первое место, – прорычал он.
– А пытаться убрать Томмазо из моей жизни – это тоже для общего блага? Да?! Потому что я чертовски уверена, что это подпадает под категорию банальной ревности.
– О! Теперь я понял. Все из-за него, так ведь? – съязвил Гай.
– Это ты отправил Томмазо в Сибирь?
– Возможно. – Гай скрестил руки на груди.
– Боишься конкуренции?
Глаза Гая сузились.
– Я просто не хотел, чтобы тебе сделали больно.
– Ты высокомерный, надутый…е динственный, кто причиняет мне боль это ты!
– Знаешь, Эмма, не я создал тебя или Мааскаб. Я не подлец, а эта чушь в стиле "я жертва Гая" уже давненько поднадоела.
– Счастлива, что ты со мной согласен, потому что нет ничего более жалкого, чем древний, кровожадный бог, которому необходимо контролировать бедную, напуганную девушку, чья единственная ошибка – родиться не в той семье…
– Ты просто обижена из-за вчерашней ночи, – выкрикнул он. – Но ты никогда не даешь мне объяснить…
– Ты прав, – рявкнула я. – Я обижена. Тот, кого я люблю больше жизни, был отнят у меня, и до сих пор не понятно, почему? – Про кого я говорила: бабушку, Томмазо или… Гая, который меня отверг? Про всех троих? Совсем запуталась! – И теперь те психи хотят навредить мне и моей семье. Ты… ты скрываешь от меня все, хотя обещал мне ответы. После стольких мучительных лет, когда меня считали ненормальной, и все из-за тебя! Теперь, оказывается, я дура! Мне обидно, потому что я начала верить в тебя. Что ты не бессердечный и даже, назови меня сумасшедшей, искренне заботился обо мне. Теперь мне все ясно. Тебе на всех наплевать.
Гай стиснул челюсти, ярко-бирюзовые глаза почернели.
– Это не правда, я поклялся заботиться о тебе…
– Да неужто? – завопила я. – По-твоему это так называется? Тогда почему я все еще сижу здесь, несчастная и мучающаяся в догадках, что случилось с бабушкой? Почему бы не рассказать, что тебе известно? И зачем отсылать Томмазо, которому я доверяю?
Глаз Гая задергался. Он в бешенстве. Боже.
– Иногда, – рявкнул он, – я не говорю тебе всего для твоего же блага. Зачем заставлять тебя страдать, если ты не можешь ничего изменить?