Случайные имена
Шрифт:
Но не хватает Александру Сергеевичу времени, чтобы предаться размышлениям о том, почему же он оказался именно в Дзаросе, а не, скажем, в какой–нибудь Зембле или Забрендии, куда ведь тоже попадали люди и даже есть об этом свидетельства. Вивиан Альворадо обращается к нему необыкновенно–мягким, воистину бархатисто- соблазнительным (Боже, что тут произошло с нашим Алехандро!) тоном и просит его не сердиться на ее реакцию, ибо она «смешлива до чертиков, ну как ребенок, понимаете?»
— Понимаю, — говорит Александр Сергеевич и слушает продолжение фразы, откуда вдруг вылавливает нечто такое, что заставляет его внезапно собраться и даже сесть в кресло поглубже, а если обойтись без излишне–сложных синтаксических конструкций, то надо сказать, что Вивиан Альворадо совершенно неожиданно сделала Александру Сергеевичу Лепских предложение стать ее секретарем с окладом тысяча реалов в месяц, что, отметим, очень приличная сумма, учитывая, опять же, дешевизну житья при дворе правящей фамилии, а так же и то, что буквально днями сама Вивиан собирается отбыть на месяц (это минимум) в Тапробану, где жизнь намного дешевле, чем в столице, ну так что, соглашаетесь? — А почему именно я? — спрашивает совершенно ошарашенный Александр Сергеевич, бросая взгляд на давно уже забытого нами Фарта, который все это время
1) он чужой в этом мире, а значит, не будет принимать участия ни в каких интригах, что для нее важнее всего;
2) он человек образованный, что, как понимаете, немаловажно;
3) он ей симпатичен как мужчина, а его лысина постоянно вызывает нежное и одновременно легкомысленное желание пройтись по ней бархоткой, что ей самой кажется чрезвычайно забавным.
— Ну так что, — продолжает Вивиан, — согласны?
И Александр Сергеевич, естественно, соглашается. После чего события начинают развиваться с бешеной скоростью, что позволяет мне перейти к повествовательной скороговорке, дабы не утомлять ни себя, ни читателя, достаточно сказать, что сразу же, лишь только Александр Сергеевич Лепских ответил согласием на предложение принцессы Вивиан, она позвонила в серебряный колокольчик, вот только вошел на звон не обещанный гвардеец с палашом, а некто в сером, хорошо сшитом костюме, оказавшийся главным советником принцессы Вивиан. Алехандро был представлен в качестве нового секретаря (так, наверное, мы никогда и не узнаем, что случилось с предыдущим) с окладом в одну тысячу реалов в месяц (пишите прописью, вот здесь, Алехандро заполняет бледно–голубой листочек контракта, увенчанный герцогской короной и факсимильным росчерком самого В. Альворадо), аванс выдается ему тут же, но кроме аванса — от щедрот короны — перепадает еще небольшая сумма в полторы тысячи реалов на обзаведение необходимым гардеробом, ведь не может же он в таком виде приступить к исполнению своих обязанностей, а по условиям контракта он должен приступить к ним с сегодняшнего дня, ибо если что и втемяшилось в голову прелестной Вивиан, то это должно произойти очень быстро, так же стремительно, как летит в цель пущенная из лука стрела, но вот некто в сером, откланявшись, исчезает, а Вивиан уже спрашивает у Фарта, может ли тот перевезти во дворец вещи Александра Сергеевича, и очень удивляется, услышав, что вещей почти нет, лишь скромненькая дорожная сумка, доставить которую не составит особых трудов, а где я буду жить, настырно интересуется внезапно почувствовавший вкус к своему новому положению Александр, еще вчера бывший нищим туристом, а теперь ставший немаловажным лицом во всем государстве, впрочем, бывают и не такие повороты Фортуны, это хорошо известно любому мало- мальски образованному человеку, мог бы и не секретарем стать, а, к примеру, премьер- министром (от примера до премьера, одно слово тянет другое), но не будем замахиваться так высоко, ведь чем выше взлетишь, тем больнее падать, мало что может случиться с ним на протяжении тех страниц, что остались до последнего абзаца, последней точки, нет уж, пусть будет секретарем, хватит, хватит, торопит меня Фарт, мне еще в казарму надо, а ведь и сумочку дорожную вместе с Алехандро требуется обратно во дворец доставить, так все же, где я буду жить, продолжает настырничать вновь назначенный секретарь, да здесь и будете, рядом с моими покоями, секретарь всегда должен быть рядом, ну что, обращается уже непосредственно к г-ну Лепских бравый рейнджер, поехали, поехали, отвечает за г-на Лепских герцогиня Вивиан и встает с кресла, как бы показывая этим, что аудиенция окончена и пора гостям проваливать, что они и делают, вскоре вновь оказавшись в гостинице «Золотой берег», где Фарт, искренне восторгаясь случившимся, обрисовывает дядюшке Го создавшуюся ситуацию, на что тот довольно хмыкает и добавляет, что не было бы счастья, подразумевая субботний афронт с кабриолетом герцогини, тот самый, что случился на углу улицы Микелон и площади Клерамбо, и предлагает выпить за дальнейший успех Александра Сергеевича на службе у герцогини Вивиан Альворадо, что будем пить, интересуется Фарт, естественно, шампанское, отвечает дядюшка Го, они пьют шампанское и дядюшка Го жалеет, что нет с ними Сони, но ничего не поделаешь, понедельник, Соня на работе, да и Фарту уже пора в казарму, да и Алехандро обратно во дворец, вот только допьют шампанское, да еще заедут на бульвар Синдереллы, купить Алехандро кое–какую одежку, еще увидимся, говорит растроганный Александр Сергеевич хозяину гостиницы «Золотой берег», обнимаясь с ним на прощание в дверях, еще увидимся, говорит он Фартику, сгрузившему у запомнившейся с утра калитки нехитрый скарб г-на Лепских, к которому (к сумке то есть) прибавился увесистый пакет с тряпками/шмотками, завернутый в фирменную бумагу большого универсального магазина с запамятованным сейчас названием, конечно, увидимся, ответил ему дядюшка Го, непременно, торопливо проговорил опаздывающий на службу Фартик, дежурный офицер (уже совсем не тот, что утром), осведомленный о прибытии нового секретаря, позвонил куда–то по внутреннему телефону и вскоре появился слуга с тележкой, на которую взгромоздили вещи и покатили по аллее, до первого поворота направо, потом налево, потом, минуя клумбы с бесподобно–фиолетовыми цветами, опять направо, комната Александра через три двери от входа в покои Вивиан, большая, светлая комната, кровать, стол, два кресла, шкаф, музыкальный агрегат, телевизор местного, элджернонского изготовления, немо осклабившаяся каминная пасть, шкаф для одежды, отдельный столик с бумагой и пишущей машинкой (секретарь ведь), окно выходит в парк, шторы раздернуты, на часах три ноль пять пополудни, в три тридцать обед, о чем его уже предупредили, так что можно принять душ и переодеться, Александр Сергеевич принимает душ, Александр Сергеевич надевает свежую рубаху и вновь купленный и уже отглаженный боем костюм, светлый такой костюм серовато–песочного цвета, рубашка же на нем черная, галстук он решил не надевать, ведь обед — о чем его тоже предупредили — в узком кругу, лишь сама герцогиня и ее окружение, а вот и три тридцать, Александр Сергеевич входит в обеденную залу и видит большой стол овальной формы, накрытый белоснежной скатертью, уставленный всяческой посудой, из супницы по тарелкам уже разливают аппетитно пахнущий суп–протаньер, его место — по левую руку
Но тут Александр Сергеевич роняет вилку на пол и, сгорая со стыда, ждет, пока ему не принесут вторую, на часах три сорок пять и Вивиан уже перешла к кофе, что же касается советника в сером, то он выбрал себе не кофе, а чай, телохранители предпочли пиво, ну а Александр Сергеевич пребывает в раздумье, на чем я и позволю себе поставить точку в этом замечательном абзаце, добавив лишь, что на второе была телятина под соусом бешамель с картофелем а'ля метрдотель, но сколько можно перечислять дежурные блюда сегодняшнего меню во дворце герцогов Альворадо, ибо сама Вивиан уже встала со своего места и сказала Алехандро, что ждет его в кабинете, а значит, секретарю пора приступать к своим обязанностям (восклицательный знак).
Часть третья
Синдром Кандинского — Клерамбо (Себастьян)
1
И только не надо считать, что какое–то время спустя тьма рассеивается.
Ничего подобного, лишь только прогремел выстрел, лишь только тело мое впечаталось в стенку и наступила уже упомянутая тьма, лишь только Александр Сергеевич Лепшин прекратил свое земное существование, как мне позволили открыть глаза, и можно представить испытанное мною удивление, когда вместо окружающей (к примеру) обстановки больничной палаты, я обнаружил, что нахожусь в изысканном интерьере невнятных пока еще дворцовых покоев, и кто знает, каким образом меня сюда занесло.
Но более того — тело, в котором я находился, принадлежало не мне, я занимал лишь небольшой участочек мозга, в котором — одновременно со мной — ворочалось чье–то «я», которое пыталось вступить с моим в странную, хотя и вполне обоснованную борьбу — ведь кому понравится, если в давно уже облюбованный и обжитый тобою дом вламывается незваный гость и располагается на самом почетном месте, только вот чье это тело и чей мозг, хочется знать, но как спросить, как подать голос?
«Кто ты? — услышал я. — Кто ты и чего тебе надо?»
«Лепшин, — ответил я, — моя фамилия Лепшин…»
«Странно, — сказал голос, — все это очень странно и мне кажется, что я схожу с ума…»
«Отчего?» — поинтересовался я.
«Ты — Лепшин?» — решил, видимо, уточнить голос.
«Да, Лепшин…»
«А я Лепских, Александр Сергеевич…»
Тут уже пришла моя очередь впасть в ступор, ибо ведь это именно я Александр Сергеевич, автор романа «Градус желания», который так и не получил премии Хугера, буквально пять (а может, и меньше) минут назад застреленный из револьвера крупного калибра (вот только где она его взяла?) своей женой, женщиной со странным именем Сюзанна, которая так хотела, чтобы я продал душу дьяволу, но чем это кончилось — неизвестно, хотя мне отчего–то кажется, что за эти пять (а может, что и меньше) минут, прошедших после рокового (почему так принято говорить?) выстрела, случилось то, что давно должно было случиться и — опять же, кто знает отчего мне кажется именно так? — на моем левом запястье, если бы я смог сейчас увидеть его, обнаружился бы небольшой беловатый шрам, вот только беда в том, что я никак не могу посмотреть на свое левое запястье, как и вообще я лишен зрения, обоняния, осязания, хотя отчего–то и понимаю, что нахожусь не в больничной палате, а в дворцовых покоях, но будем считать, что это то знание, которое исходит от второго Александра Сергеевича, не так ли, спрашиваю я его и слышу в ответ, что ему кажется, будто он сошел с ума.
«Отчего это?» — интересуюсь я.
«От того, — раздается в ответ, — что это я Лепских, Александр Сергеевич, филолог–медиевист, лауреат премии Крюгера за работу «Эстетические интерпретации образа дьявола и их воздействие на харизму читателя», которого бросила жена, милейшая Катерина Альфредовна Иванова, что и послужило главной причиной тому, что Александр Сергеевич Лепских оказался в государстве Дзарос, материк Лоримпана, планета Ауф, где буквально вчера поступил на службу личным секретарем к принцессе Вивиан Альворадо и чуть ли не завтра должен вместе с ней отправиться на знаменитый курорт Тапробана», — и тут уже пришла моя очередь заявить, что я схожу с ума.
«Что будем делать?» — внезапно интересуется голос лауреата премии Крюгера.
«Не знаю, — честно отвечаю я, — у меня такое ощущение, что пуля, вплющив мое тело в стенку, не доделала свое дело, то есть какая–то частица меня продолжила жизнь и вот…»
«Бред, — ответил Лепских, — наверное, все гораздо проще».
«Как это?» — поинтересовался я.
«Не знаю, — честно ответил филолог–медиевист, — но проще, видимо, все дело в системе глобальных совпадений вектора судьбы, ведь тогда, по идее, должно произойти полное слияние, основой для чего и послужил выстрел…»
«Смешно, — отвечаю я, — таким образом Лепшин становится Лепских, а Лепских — Лепшиным?»
«Ничего подобного, — возмущается Лепских, — ты не можешь стать мной, ибо мое тело — вот оно, а ты своего лишен, в тебя ведь стреляли, не в меня, да и ты продал душу дьяволу, а не я…»
«Продал ли?» — вновь задумываюсь я.
«Наш разговор становится бессмысленным, — возмущается личный секретарь принцессы Вивиан, — кто–то из нас должен уступить место другому и сдается мне, что это будешь ты!»
Но я не согласен, мне отнюдь не хочется покидать это чужое тело, ведь кто знает, что будет тогда, когда последняя частичка моей души оторвется от своей материальной привязки — этой чуждой и странной для меня оболочки, куда занесет тогда мою душу, да и будет ли она, пусть и проданная, но все еще реально существующая, ведь я могу пока продолжать никому больше неслышную беседу с этим странным типом, хотя кто мог сказать мне, что сюжет обернется именно таким образом?
«Никто!» — констатирует Лепских и еще раз предлагает мне убираться из его тела.